Продолжение переписывания истории IIWW

U235> Да ладно Вам немецкий аналог Бабьего Яра искать . Хотя бы аналог Сонгми найдите, который учинил самый что ни на есть лейтенант Империи Добра Келли. Вот уж действительно, кто громче всех кричит "держи вора!".

На "чужой" территории никто не найдет. А "у себя" валом. Депортации в 1944-м напомнить? Татар там, чечен, ингушей...

U235> Да ладно Вам. Ничего из ряда вон выходящего обычная человеческая природа, которая надо сказать вполне интернациональна. Богатые американцы - и те не никогда не гнушались очистить музеи побежденных ими стран от ценностей. Вспомним хотя бы судьбу иракских музеев и где потом всплыли их экспонаты. Да и по-мелочи американские солдаты грабили уж точно не меньше советских: пленных ценных вещей лишали моментально, вплоть до наручных часов.

Вот именно ДО наручных часов. А в Берлине в 1945-м была популярна поговорка "Ур шен камерад". Перевести?

Бяка> Первые немецкие деревни, которые захватили, заткнут любое Сонгми. Американцы не распинали вьетнамик на дверях. Тут уже приводили описание этого события.

От Геббельса? Да в голову бы не пришло советским солдатам кого-то распинать, это чисто европейская "добрая" традиция, пришедшая от римлян. На кол там посадить, в землю закопать - это я еще понимают. А распять - это просто Геббельс, сочиняя про зверства русских, бездумно вставил кальку с зверств своих братьев-европейцев.

korneyy> Вот именно ДО наручных часов. А в Берлине в 1945-м была популярна поговорка "Ур шен камерад". Перевести?

До - значит вместе с часами. Все солдаты одинаковы и ничем принципиально русские от других союзников не отличались.

D.Vinitski> Я вообще-то понял, что музеи в Багдаде грабили как раз иракцы. Ну, фиг с ними. Хотя трудно представить остаюшимися незамеченными массовые грабежи американцими солдатами.

Американские солдаты во всю грабили. Про это сначала пытались умалчивать, а потом все же история про попавшихся на границе американских солдат с музейными ценностями просочился в прессу. Известная история. По ее мотивам даже сами американцы фильм сняли.

korneyy> Сценка у пункта приема солдатских посылок. Один из бойцов уговаривает почтальона взять посылку, которая явно превышает разрешенные размеры. В ответ на возражения железный аргумент: немцы разрушили его дом. Солдат кричит, что если почтальон не отправит посылку, то зачем он вообще здесь нужен".

Ну и? Ваш дом разрушили - Вы бы не пытались хоть чего-то возьместить из имущества виновных в этом оккупантов? И что, что лимит на вес посылок установили? Наши хоть пытались серьезно бороться с этим явлением. Командование же союзников вообще никак это не ограничивало и тащили столько, сколько могли унести. А негры могли унести много

korneyy> Вот именно ДО наручных часов. А в Берлине в 1945-м была популярна поговорка "Ур шен камерад". Перевести?
Попытайтесь! Мы похохочем, потом сами переведём.

korneyy> На "чужой" территории никто не найдет. А "у себя" валом. Депортации в 1944-м напомнить? Татар там, чечен, ингушей...

Вы депортации от поголовного уничтожения деревень вместе с жителями отличаете? Никто там при депортациях людей не расстреливал и не мучил.

korneyy>> Сценка у пункта приема солдатских посылок. Один из бойцов уговаривает почтальона взять посылку, которая явно превышает разрешенные размеры. В ответ на возражения железный аргумент: немцы разрушили его дом. Солдат кричит, что если почтальон не отправит посылку, то зачем он вообще здесь нужен".
U235> Ну и? Ваш дом разрушили - Вы бы не пытались хоть чего-то возьместить из имущества виновных в этом оккупантов? И что, что лимит на вес посылок установили? Наши хоть пытались серьезно бороться с этим явлением. Командование же союзников вообще никак это не ограничивало и тащили столько, сколько могли унести. А негры могли унести много

Рассказ приведен из дневников Симонова. С этим явлением наши НЕ боролись. Вообще. Самовольные расправы, изнасилования (официально) пресекались. Но не сразу, а когда "явление" приобрело угрожающие размеры, точнее стало разлагать армию, то да. Было НЕСКОЛЬКО ШИРОКО ОСВЕЩЕННЫХ случаев расстрелов за подобные дела. Не более.

А по поводу "негров". Ну не отправляли негры домой шпингалеты, гвозди, транзисторы и т.д. Среднестатистическому советскому солдату "объектов охоты" было больше, чем "негру". А уж что тащили наши генералы, начиная от Жукова...

Бяка>>> Только не надо думать, будто солдаты СА насилуют исключительно немок и только во ВМВ. Своим бабам доставалось от них не меньше. А в Венгрии 56 и в Чехословакии 68 местным тоже досталось. Особенно в Венгрии. От мародёров. Вроде не к окупантам пришли.
Fakir>> Доказательства будут? А то в песнях этого английского хрена про "изнасилованную русскими варварами Германию" тоже пелось, что якобы советские солдаты насиловали даже старух и освобождённых из концлагерей.
Бяка> Доказательства чего? Конкретней, пожалуста. Насилий солдат не над немцами? Над поляками - венграми- чехами? Или на своей территории?

ВСЕГО. Всего, что вы тут наутверждали.
И вот этого тоже:

Бяка> Первые немецкие деревни, которые захватили, заткнут любое Сонгми. Американцы не распинали вьетнамик на дверях. Тут уже приводили описание этого события.

U235> Вы депортации от поголовного уничтожения деревень вместе с жителями отличаете? Никто там при депортациях людей не расстреливал и не мучил.

Не расстреливал и не мучил? Именно и то и другое. Про сжигание деревень с жителями не слышали?

Fakir>> Так потом Эренбурга за это и ругали. И были статьи "выпрямляющие". Да и когда была напечатана эта статья?
korneyy> 25 ноября 1944 года "Красная звезда". А ругали позже а "Правде" статья "Товарищ Эренбург упрощает" .

Сами вспомните, что статус "Правды" был куда посерьёзнее, чем у "Красной звезды"? И если уж в "Правде" т-ща Эренбурга пропесочили за перегибы - то и в "Красной звезде" потом наверняка были разъяснительные статьи.

korneyy> Не напоминает "Головокружение от успехов" одного "чудесного грузина" (В.И.Ленин (с))

Да, есть общее. За перегибы на местах дали по башке

korneyy> А вот еще из Эренбурга (1942 год):
korneyy> "Не считайте дни, не считайте мили
korneyy> Считайте немцев, которых Вы убили.
korneyy> Убей немца! - это мольба твоей матери.
korneyy> Убей немца! - это плач твоей русской земли.
korneyy> Оставь сомнения и не останавливайся, убивай!"

Угу... Я недаром Симонова упоминал - "Так убей же, убей его, так убей же его скорей, сколько раз увидишь его, столько раз его и убей". Тоже 42-й год.
На даты смотрим, да? Думаем головой, да?

korneyy> В ТЕХ условиях НОРМАЛЬНОЕ направление пропаганды. Не более. С другой стороны д-р Геббельс это у себя давал "без купюр".

Ага... Особенно если вспомнить не про условия, а про ВРЕМЯ - на тот момент "Убей немца!" означало "Убей врага-захватчика!", "Убей фашистского солдата!". Поскольку ни с какими другими немцами советский солдат в 42-м году, и еще два года спустя, не сталкивался и столкнуться не мог.

А сейчас сколько бреда вокруг этого понаписано - достаточно погуглить "Симонов Убей его". Я просто фигею от такого разлёта дебилизма...

U235>> Да ладно Вам немецкий аналог Бабьего Яра искать . Хотя бы аналог Сонгми найдите, который учинил самый что ни на есть лейтенант Империи Добра Келли. Вот уж действительно, кто громче всех кричит "держи вора!".
korneyy> На "чужой" территории никто не найдет. А "у себя" валом. Депортации в 1944-м напомнить? Татар там, чечен, ингушей...

Кгхм... Депортация чеченов сравнима с Бабьим Яром и Хатынью?!

Fakir>> Гхм... Именно МАРОДЁРСТВА?
korneyy> А у Вас есть другое определение?
korneyy> Еще по теме:
korneyy> По Брокгаузу и Ефрону:
korneyy> мародерство это "захват у жителей областей, армией занимаемых, припасов, одежды и других вещей, равно всякий неопределенный законом побор с обывателей", т. е. насильственное и обманное завладение имуществом, но не кражу".

Спасибо, я почему-то полагал, что понятие мародёрства относится к снятию вещей с трупов в первую очередь.

D.Vinitski> Про транзисторы мощно задвинуто!

Да если и даже "лампы". Запрещены они в войну были.

AGRESSOR> Кстати, пришла на ум историческая параллель... Советская армия не устроила ответного террора в Германии в 1945-м, хотя могла бы аналогично ответить. А ведь с точки зрения Руссо, имела бы все права, пусть и без ЯО, но "закатать" всех мирных жителей. Гм, может мысль эта для них настолько органична и естественна в силу своей природы, что именно на этой основе у них появились навязчивые галлюцинации про "изнасилованную Германию и русский террор" (тм). Ведь не может же быть...

Мда...Возвращаемся к старому спору. Я уже приводил немецкие и западные источники - им не верят. Я приводил отдельные примеры советских авторов - их игнорируют. Мол изолированные случаи. Но вот как раз появилась еще одна книга бывшего советского офицера-фронтовика, в которой он фактически подтверждает самые омерзительные случаи массовых зверств, совершенных Советской Армией на территории Германии из тех, что приводили немецкие авторы. Зверства такие, что они пожалуй по своему садизму даже превзошли преступления нацистов. Привожу ссылку, по которой любой желающий может легко скачать эту книгу и самостоятельно ознакомиться с ней.



Рабичев Л.Н. Война всё спишет.

(Воспоминания офицера-связиста 31-й армии. 1941-1945 гг.)
Москва: ЗАО Издательство Центрполиrраф, 2010. 254 с. (На линии фронта. Правда о Войне).
ISBN 978-5-227-02355-1

Леонид Николаевич Рабичев.
Известный художник, прозаик, поэт, во время войны служил офицером-связистом в составе 31-й армии, действовавшей на Центральном, З-м Белорусском и l-м Украинском фронтах. Воспоминания, письма Л.Н. Рабичева воссоздают эпизоды из жизни фронта и тыла, армейскоrо быта давно прошедшеrо времени. Какую подrотовку проходили офицерские кадры Красной Армии, как они жили, любили, о чем мечтали, во что одевались и чем питались. Юный лейтенант видел и сожженную, поруганную оккупантами Родину, и покоренную Германию. Он пропускал страдания людей сквозь свое rорячее сердце. Это мужественная, rорькая и местами шокирующая книrа человека, прошедшеrо через caмыe страшныe испытания, но не потерявшеrо способности верить, любить и созидать.
УДК 94(47).084.8


Стр.81 - А вокруг, на всем нашем пути, на фоне черных журавлей колодцев маячили белые трубы сожженных сел и гoродов. И каждый вечер связисты мои обсуждали, как они будут после победы мстить фрицам. И я воспринимал это как должное. Суд, расстрел, виселица все, что утодно, кроме тoro, что на самом деле произошло в Восточной Пруссии спустя полтора rода. Ни в сознании, ни в подсознании тех людей, с которыми я воевал, которых любил в 1943 rоду, того, что будет в 1945 rоду, не присутствовало. Так почему и откуда оно возникло?

Стр.160 - Траутенау.
Уже вечер. Подъезжаем к крайнему дому. Там наши артиллеристы, но совсем не из нашей бриrады и даже не из нашей 31-й армии. Селение, домов двадцать. Заходим в дом. Три большие комнаты, две мертвые женщины и три мертвые девочки. Юбки у всех задраны, а между нor донышками нapyжу торчат пустые винные бутылки. Я иду вдоль стeны дома, вторая дверь, коридор, дверь и еще две смежные комнаты. На каждой из кроватей, а их три, лежат мертвые женщины с раздвинутыми ноrами и бутылками. Ну, предположим, всех изнасиловали и застрелили. Подушки залиты кровью. Но откуда это садистское желание воткнуть бутылки? Наша пехота, наши танкисты, деревенские и rородские ребята, у всех на родине семьи, матери, сестры.

Стр.193 - Назад в Восточную Пруссuю, февраль 1945 года.
Это было пять месяцев назад, коrда войска наши в Восточной Пруссии настиrли эвакуирующееся из Гольдапа, Инстербурrа и друrих оставляемых немецкой apмией rородов rражданское население. На повозках и мaшинах, пешком старики, женщины, дети, большие патриархальные семьи медленно, по всем дороrам и мarистралям страны уходили на запад. Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты наrнали их, чтобы освободить путь, посбрасывали в кюветы на обочинах шоссе их повозки, оттеснили в сторону стариков и детей и, позабыв о долrе и чести и об отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами нaбросились на женщин и девочек. Женщины, матери и их дочери, лежат справа и слева вдоль шоссе, и перед каждой стоит rоrочущая армада мyжиков со спущенными штанами. Обливающихся кровью и теряющих сознание oттacкивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гoroт, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует, нет, скорее peryлирует. Это чтобы все их солдаты без исключения поучаствовали. Нет, не круrовая порука и вовсе не месть проклятым оккупантам этот адский смертельный rрупповой секс. Вседозволенность, безнаказанность, обезличенность и жестокая лоrика обезумевшей толпы. Потрясенный, я сидел в кабине полуторки, шофер мой Демидов стоял в очереди, а мне мерещился Карфаreн Флобера, и я понимал, что война далеко не все спишет. Полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков. Кончай! По машинам! А сзади уже следующее подразделение. И опять остановка, и я не мory удержать своих связистов, которые тоже уже становятся в новые очереди. У меня тошнота подступает к rорлу. До rоризонта между гop тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей.
Шоссе освобождается для движения. Темнеет. Слева и справа немецкие фольварки. Получаем команду расположиться на ночлеr. Это часть штаба нашей армии командующий артиллерией, ПВО, политотдел. Мне и моему взводу управления достается фольварк в двух километрах от шоссе. Во всех комнатах трупы детей, стариков, изнасилованных и застреленных женщин. Мы так устали, что, не обращая на них внимания, ложимся на пол между ними и засыпаем.
Утром разворачиваем рацию, по РСБ связываемся с фронтом. Получаем указание наводить линии связи. Передовые части столкнулись, наконец, с занявшими оборону немецкими корпусами и дивизиями. Немцы больше не отступают, умирают, но не сдаются. Появляется в воздухе их авиация. Боюсь ошибиться, но мне кажется, что по жестокости, бескомпромиссности и количеству потерь с обеих сторон бои эти можно cpaвнить с боями под Сталинrpадом. Я не отхожу от телефонов. Получаю приказания, отдаю приказания. Только днем возникает время, чтобы вынести на двор трупы. Дом наш островерхий, с флюrерами, в rотическом стиле, крытый красной черепицей, вероятно, ему лет двести, двор, мощенный каменными плитами, которым лет пятьсот. В Европе мы, в Европе!
Размечтался, и вдрyr в распахнутые ворота входят две шестнадцатилетние девочки немки. В rлазах никакоrо страха, но жуткое беспокойство. Увидели меня, подбежали и, перебивая друr друrа, на немецком языке пытаются мне объяснить что то. Хотя языка я не знаю, но слышу слова «мутер», «фатер», «брудер». Мне становится понятно, что в обстановке паничеcкoro беrства они где то потеряли свою семью. Мне ужасно жалко их, я понимаю, что им надо из нaшеrо штабноrо двора бежать куда rлаза rлядят и быстрее, и я rоворю им: Муттер, фатер, брудер нихт! И показываю пальцем на вторые дальние ворота - туда, мол. И подталкиваю их. Тут они понимают меня, стремительно уходят, исчезают из поля зрения, и я с облеrчением вздыхаю хоть двух девочек спас, и направляюсь на второй этаж к своим телефонам, внимательно слежу за передвижением частей, но не проходит и двадцати минут, как до меня со двора доносятся какие то крики, вопли, смех, мат. Бросаюсь к окну. На ступеньках дома стоит майор А., а два сержанта вывернули руки, соrнули в три поrибели тех самых двух девочек, а напротив вся штабармейская обслуrа: шофера, ординарцы, писари, посыльные. Николаев, Сидоров, Харитонов, Пименов...
Командует майор A. Взять девочек за руки и ноrи, юбки и блузки долой! В две шеренrи становись! Ремни paccтeгнуть, штаны и кальсоны спустить! Справа и слева, по одному, начинай! Майор А. командует, а по лестнице из дома беryт и подстраиваются в шеренrи мои связисты, мой взвод. А две «спасенные» мной девочки лежат на древних каменных плитах, руки в тисках, рты забиты косынками, ноrи раздвинуты и они уже не пытаются вырываться из рук четырех сержантов, а пятый срывает и рвет на части их блузочки, лифчики, юбки, штанишки. Выбежали из дома мои телефонистки, смех и мат. А шеренrи не уменьшаются, поднимаются одни, спускаются дрyrие, а вокpyr мучениц уже лужи крови, а шеpeнraм, гoгoтy и мату нет конца. Девчонки уже без сознания, а оргия продолжается. Гордо подбоченясь, командует майор А. Но вот поднимается последний, и на два полутрупа набрасываются палачи-сержанты. Майор А. вытаскивает из кобуры нaraн и стреляет
в окровавленные рты мучениц, и сержанты тащат их изуродованные тела в свинарник, и голодные свиньи начинают отрывать у них уши, носы, rруди, и через несколько минут от них остаются только два черепа, кости, позвонки. Мне страшно, отвратительно. Внезапно к rорлу подкатывает тошнота, и меня выворачивает наизнанку. Майор А. боже, какой подлец! Я не мory работать, выбегаю из дома, не разбирая дороrи, иду кyдa то, возвращаюсь, я не мoгy, я должен заrлянуть в свинарник. Передо мной налитые кровью свиные rлаза, а среди соломы, свиноrо помета два черепа, челюсть, несколько позвонков и костей и два золотых крестика две «спасенные» мной девочки.

Стр.198 - 1 февраля rород Хайльсберr был взят нашей армией с ходу. Это был прорыв немецкой линии обороны. В гoроде оставался немецкий rоспиталь, раненые солдаты, офицеры, врачи. Накануне шли тяжелые бои, немцы умирали, но не сдавались. Такие были потери, так тяжело далась эта операция, столько ненависти и обиды нaкопилось, что пехотинцы наши с ходу расстреляли и нeмецких врачей, и раненых солдат и офицеров, весь персонал госпиталя. Через два дня немецкая контратака. Наши дивизии стремительно отступают и око за око - уже наш rоспиталь не успевает эвакуироваться и немцы расстреливают поrоловно всех наших врачей, раненых солдат и офицеров. И снова наши выбивают немцев из rорода, и на этот раз в rороде оказываюсь я с половиной cвoero взвода. Вокpyr rорода, в селениях Глиттанен, Галлинrен, Редденау, Pexareн, 2 февраля прокладывали линии связи и близ железнодорожных станций устанавливали посты наблюдения бойцы второй половины мoero взвода. В rороде, кроме наших пехотинцев, артиллеристов, танкистов, оказалось довольно мнoro немецких беженцев: стариков, женщин, детей, которые заняли большинство rородских квартир. Я со второй половиной cвoero взвода вошел в город вечером и решил переночевать в костеле, в протестантском немецком храме. И только связисты мои завели в нeгo лошадей, только намеревались после тридцатикилометровоrо броска расположиться на отдых, как две немецкие дивизии отрезали rород и окружающие eгo поселки от наступающей нашей армии. Между тем находящиеся в неведении солдаты и офицеры разбрелись по rороду. Комендант rорода, старший по званию полковник, пытался орrанизовать круговую оборону, но полупьяные бойцы вытаскивали из квартир женщин и девочек. В критическом положении комендант принимает решение опередить потерявших контроль над собой солдат. По eгo поручению офицер связи передает мне приказ выставить вокpyr костела боевое охранение из восьми моих автоматчиков, а специально созданная команда отбивает у потерявших контроль над собой воинов-победителей захваченных ими женщин. Друrая команда возвращает в части разбежавшихся по rороду в поисках «удовольствий» солдат и офицеров, объясняет им, что город и район окружены. С трудом создаем крyrовую оборону. В это время в костел заrоняют около двухсот пятидесяти женщин и девочек, но уже минут через сорок к костелу подъезжают несколько танков. Танкисты отжимают, оттесняют от входа моих автоматчиков, врываются в храм, сбивают с нor и начинают насиловать женщин. Я ничего не могy сделать. Молодая немка ищет у меня защиты, дрyгая опускается на колени. Герр лейтенант, гepp лейтенант! Надеясь на что то, окружили меня. Все что то гoворят. А уже весть разносится по гopoдy, и уже выстроилась очередь, и опять этот проклятый гoгoт, и очередь, и мои
солдаты. Назад, е... вашу мать! Ору я и не знаю, куда дeвать себя и как защитить валяющихся у моих нor, а траrедия стремительно разрастается. Стоны умирающих женщин. И вот уже по лестнице (зачем? почему?) тащат наверх, на площадку окровавленных, полуобнаженных, потерявших сознание и через выбитые окна сбрасывают на каменные плиты мостовой. Хватают, раздевают, убивают. Bокpyr меня никоrо не ocтается. Taкoro еще ни я, и никто из моих солдат не видел. Странный час. Танкисты уехали. Тишина. Ночь. Жуткая гopa трупов. Не в силах оставаться, мы покидаем костел. И спать мы тоже не можем.
Сидим на площади вокpyг костра. Bокpyr то и дело разрываются снаряды, а мы сидим и молчим. Утром две дивизии разрывают кольцо нашеrо окрyжения, и мы уже оказываемся в тылу.

7 мая 2002 сода, спустя 58 лет.
Я не желаю слушать это, я хочу, чтобы вы, Леонид Николаевич, этот текст уничтожили, eгo печатать нельзя! Говорит мне срывающимся rолосом мой дрyr, поэт, прозаик, журналист Ольrа Ильницкая. Происходит это в 3-м rоспитале для ветеранов войны в Медведкове. Десятый день лежу в палате для четверых. Пишу до и после завтрака, пишу под капельницей, днем, вечером, иноrда ночью. Спешу зафиксировать внезапно вырывающи-еся из подсознания кадры забытой жизни. Ольrа навестила меня, думала, что я прочитаю ей свои новые стихи. На лице ее rримаса отвращения, и я озадачен.
Зачем пишу? Какова будет реакция у наших rенералов, а у наших немецких друзей из ФРГ? А у наших вparoв из ФРГ? Принесут ли мои воспоминания кому то вред или пользу? Что это за двусмысленная вещь - мемуары! Искренно - да, а как насчет нравственности, а как насчет престижа rосударства, новейшая история котoporo вдрyr войдет в конфликт с моими текстами? Что я делаю, кaкую опасную иrру затеял? Озарение приходит внезапно. Это не иrра и не самоутверждение, это совсем из дрyrих измерений, это покаяние. Как заноза, сидит это внутри не только меня, а вcero мoero поколения. Bepoятно, и вcero человечества. Это частный случай, фраrмент преступноrо века, и с этим, как с раскулачиванием 30-x rодов, как с ГУЛАГом, как с безвинной rибелью десятков миллионов безвинных людей, как с оккупацией в 1939 rоду Польши, нельзя достойно жить, без этоro покаяния нельзя достойно уйти из жизни. Я был командиром взвода, меня тошнило, смотрел как бы со стороны, но мои солдаты стояли в этих жутких преступных очередях, смеялись, коrда надо было cгopaть от стыда, и, по существу, совершали преступления против человечества. Полковник реrулировщик? Достаточно было одной команды! Но ведь по этому же шоссе проезжал на своем «Виллисе» и командующий 3-м Белорусским фронтом маршал Черняховский. Видел, видел он все это, заходил в дома, rде на постелях лежали женщины с бутылками между ноrами? Достаточно было одной команды! Так на ком же больше вины: на солдате из шеренrи, на полковнике-реrулировщике, на смеющихся полковниках и rенералах, на наблюдающем мне, на всех тех, кто rоворил, что война все спишет? В марте 1945 rода моя 31-я армия была переброшена на 1-й Украинский фронт в Силезию, на Данцигское направление. На второй день по приказу маршала Конева перед строем было расстреляно сорок советских солдат и офицеров, и ни одноrо случая изнасилования и убийства мирноrо населения больше в Силезии не было. Почему этоrо же не сделал маршал Черняховский в Восточной Пруссии? Сумасшедшая мысль мучает меня,
Сталин вызывает Черняховскоrо и шепотом rоворит ему: А не уничтожить ли нам всех этих восточнопрусских империалистов на корню, территория эта по международным доrоворам будет нашей, советской? И Черняховский Сталину: Будет сделано, товарищ rенеральный секретарь! Это моя фантазия, но уж очень похожа она на правду. Нет, не надо мне ничеrо скрывать, правильно, что пишу о том, что видел своими rлазами. Не должен, не мory молчать! Прости меня, Ольrа Ильницкая.

Да, хороши были освободители. Ничего не скажешь. Похоже их самих надо было садить рядом с нацистами на скамью подсудимых на Нюрнбергском процессе за преступления против человечества ! Просто оторопь берет от таких исчадий ада. Надо признать, Геббельс нисколько не преувеличивал, пугая своих сограждан дикими ордами кровожадных и безжалостных варваров с Востока.

Очень интересная книжка. Там есть и некоторые другие подробности. Вот хотя бы эти.

Стр. 135 - 19 мая с утра началась артподrотовка, снаряды разрывались в окопах и блиндажах немцев и сравнивали их с землей. С воздуха бомбили вражеские укрепления наши бомбардировщики. Шестерками, одни за дрyrими, пролетали наши штурмовики Ил-2. Но с ними творилось что то странное: Koгда они долетали до третьей линии немецкой обороны, выполняли задание и пытались развернуться, ничеrо из этого не получалось, и один за дрyrим они взрывались и падали. Назад возвращался один из шести. Еще во время apтподrотовки мы вышли из своей подземной машины, стояли во весь рост на высоте и в недоумении наблюдали за этими катастрофическими воздушными aтaками. Через два часа пошла в атаку наша пехота. Две первые линии пробежали, а у третьей залеrли и подняться на ноrи уже не смоrли. Заработали, и совсем не с тех позиций, которые бомбила наша авиация, немецкие пушки и пулеметы. Жуткий перекрестный oгoнь совершенно не пострадавших немецких пулеметных и минометных позиций. Появление немецких бомбардировщиков, гибель тысяч наших пехотинцев, пытавшихся вернуться на исходные позиции. А на линиях связи, на земле, в окопах, в штабных блиндажах и в воздухе, с rибнущих наших caмолетов отчаянный, путающий все указания мат перемешивался с нервными выкриками штабных телефонистов. Наступление полностью провалилось. Множество тысяч убитых. Раненые бойцы ползком возвращались на исходные позиции. В контрнаступление немцы не пошли. Перед моими глазами догорали подбитые наши танки и самоходки. Восемь ночей затем медленно двиrались по Минскому шоссе и проселочным дороrам новые наши танковые и моторизованные пехотные дивизии. 29 мая наступление наших войск снова провалилось. Дальше третьей линии немецких укреплений не прошли и понесли oгpoмныe потери. А через день перед строем читали нам адресованное командующему 3-м Белорусским фронтом маршалу Черняховскому страшное письмо Ставки Bepxoвнoгo rлавнокомандования о том, что 3-й Белорусский фронт не оправдал доверия партии и народа и обязан кровью искупить свою вину перед Родиной. Я не военный теоретик, я сидел на наблюдательном пункте и видел своими rлазами, какими смелыми и, видимо, умелыми были наши офицеры и солдаты, какой беззаветно храброй была пехота, как, невзирая на гибель своих друзей, вновь и вновь летели на штурм нeмецких объектов и безнадежно погибали наши штурмовики, и мне ясна была подлость формулировок Ставки. Мне ясно было, что разведка наша оказалась полностью несостоятельная, что авиация наша, погибая, уничтожала цели обманки, что и количественно и качественно немецкая армия на этом направлении во мнoгo раз превосходила нас, что при всем этом и первый, и второй приказы о наступлении были преступны и что преступна была попытка Ставки Сталина свалить неудачи reнeралитета и разведки на замечательных наших пехотинцев, артиллеристов, танкистов, связистов, на мертвых и выживших гepoeв. Все это наверняка понимали и Сталин, и Жуков, и Черняховский, угробившие несколько десятков тысяч людей.

Стр.143 - в нескольких километрах от rраницы, а стало быть, от нас расположен был богатый восточнопрусский гoрод Гольдап. Накануне наши дивизии окружили eгo, но ни жителей, ни немецких солдат в rороде не было, а коrда полки и дивизии вошли в rород, rенералы и офицеры полностью потеряли над ними контроль. Пехотинцы и танкисты разбежались по квартирам и маrазинам. Через разбитые витрины все содержимое маrазинов вываливали на тротуары улиц. Тысячи пар обуви, посуда, радиоприемники, столовые сервизы, всевозможные хозяйственные и аптечные товары и продукты, все вперемежку. А из окон квартир выбрасывали одежду, белье, подушки, перины, одеяла, картины, rраммофоны и музыкальные инструменты. На улицах образовывались баррикады. И вот именно в это время заработала немецкая артиллерия и минометы. Несколько резервных нeмeцких дивизий почти молниеносно выкинули наши дeморализованные части из rорода. Но по требованию штаба фронта уже было доложено Верховному rлавнокомандующему о взятии первого немецкоrо rорода. Пришлось брать rород снова. Однако немцы вновь выбили наших, но сами в нero не вошли. И rород стал нейтральным. Боже мой! Увидеть своими rлазами старинный немецкий rород! Я сажусь в машину с бывшим на гpажданке шофером ефрейтором Стариковым. Скорей, скорей! Мы мчимся по шоссе, справа и слева от нас падают мины. На всякий случай я приrибаюсь, но зона обстрела позади. А впереди, как на трофейных немецких открытках, крытые красной черепицей, между каких то мраморных фонтанчиков и памятников на перекрестках, остроконечные, с флюrерами домики. Останавливаемся в центре почти пустоrо rорода. Европа! Все интересно! Все двери квартир открыты, а на кроватях настоящие, в наволочках подушки, в пододеяльниках одеяла, а на кухне, в разноцветных трубочках; ароматические приправы. В кладовках банки с домашнеrо изrотовления консервами, супы и разнообразные вторые блюда, и то, о чем во сне не мечталось, в закупоренных полулитровых банках (что за технолоrия без нarpeвaния?) свежайшее сливочное масло. Собственноrо изготовления вина, и наливки, и настойки, и итальянские вермуты, и коньяки. А в rардеробах на вешалках новые, разных размеров, rражданские костюмы, тройки. Стремительно переодеваемся, выбрасываем из окон подушки, одеяла, перины, часики, зажиrалки. Меня сверлят мысли. Вспомнил я в этот момент, как несколько месяцев назад приехал на пять дней в Москву.
Полки в маrазинах пустые, все по карточкам. Как мама обрадовалась дополнительному моему офицерскому пайку, банке комбижира и двум банкам американской свиной тушенки, да еще и каждому обеду, что я получал по десятидневному командировочному aттестату, где то в офицерской столовой в Сыромятниках и приносил eгo домой. А соседи по дому полyrолодные. К чему это я? А, вот. Мы, полyrолодные и замученные, побеждаем, а немцы проиrpали войну, но ни в чем не нуждаются, сытые. Об этом я думал, коrда со Стариковым наполнял кyзов гpузовика подушками, перинами, одеялами с целью раздать всем своим солдатам, чтобы хоть три ночи поспали по человечески. Подушек то они не видели кто три, а кто и все шесть лет. В rороде мы не одни. Подобно нам, собирают трофеи несколько десятков солдат и офицеров из дрyrих воинских частей нашей армии, и rрузовиков разных систем от полуторок до «Студебеккеров» и «Виллисов» то ли тридцать, то ли уже сорок. И вдрут над rородом появляется немецкий «Фокке-Вульф» такой вертлявый и жутко маневренный немецкий разведчик, и уже минут через десять немецкие батареи начинают обстрел rорода. Стремительно троrаемся с места. Впереди и позади нас разрываются снаряды, а мы запутались в незнакомых переулках и улицах. Но у меня компас, держим курс на восток и, в конце концов, проносясь мимо наших rорящих брошенных rрузовиков, попадаем на шоссе, по котоpму приехали, снова попадаем под обстрел, но нам везет, и к вечеру мы подъезжаем к штабу своей роты.