Станислав Смирнов: Как вода точит камень
Математик Станислав Смирнов – лауреат премии Филдса и номер девять в списке Forbes десяти самых известных ученых русского происхождения. Полтора года назад он стал одним из победителей конкурса мегагрантов Минобрнауки: СПбГУ было выделено 95 миллионов рублей на открытие лаборатории под его руководством. В интервью «Фонтанке» Смирнов объяснил, за что ему дали премию, как нас обманывают политики и чем гениальный математик может быть опасен для мира....
- Вы сейчас много сталкиваетесь со студентами и аспирантами. У нас действительно низкий уровень образования, или нас пугают немного?
- Я бы сказал, что в математике студентов и аспирантов хороших много. Видимо, ситуация сильно с этим не испортится в ближайшее время, потому что хорошие школы работают по-прежнему хорошо, сейчас в большинстве из них молодые хорошие директора. С университетским образованием ситуация хуже, тут нужно срочно что-то чинить в ближайшие пять лет. Слишком много ученых уехали или ушли из науки. Сейчас основная проблема, что умные ребята уже на старших курсах вынуждены подрабатывать, а потом вместо того, чтобы заниматься наукой, остаются в той же самой компании. В принципе, в том, что человек с хорошим образованием и математическими способностями уходит в банк, ничего плохого нет, такие люди там нужны. То, что туда все уходят, – это уже плохо, потому что некому будет учить студентов через 10 - 20 лет,
И мы получим поколение ученых и инженеров, плохо знающих математику, со всеми вытекающими последствиями, вплоть до падающих мостов и самолетов.
Чтобы это поправить, во-первых, надо создать хорошую атмосферу для молодых людей, а во-вторых, дать им финансовый стимул.
Конечно, надо увеличивать средства университетов и научных институтов, но я бы параллельно пошел снизу, сделав какую-то существенную надбавку к зарплате достойным ученым. По какому-нибудь простому критерию, скажем, за последние два года есть две публикации в лучших журналах. Еще бы доплачивал вузу, где такой человек работает. Если подойти системно и сделать такой проект долгосрочным, то он довольно быстро улучшит ситуацию.
- Чем занимается ваша лаборатория и что удалось сделать за прошедший год с небольшим?
- Основная цель правительственного проекта – усилить российскую науку, создавая в университетах современные исследовательские лаборатории для решения конкретных задач. В математике же практически невозможно иметь лабораторию узкого профиля: людям необходимо общаться с коллегами из смежных областей, важна продуктивная, творческая атмосфера. Поэтому мы уже в проекте написали, что помимо основных исследований по статистической физике мы будем поддерживать активность во всех смежных областях, благо они покрывают почти половину математики и теоретической физики. Да и хорошие научные результаты тогда будут получаться не только по основной тематике.
За последние 25 лет мы потеряли хорошую атмосферу среди научной молодежи, драйв, если выражаться современным языком. И мы пытаемся исправить ситуацию, организуем много семинаров и курсов для студентов, аспирантов, молодых ученых, вовлекаем их в современную науку. Еще наша наука немного выпала из международной, и мы пытаемся и это подправить: с начала проекта к нам приезжало с лекциями более 50 иностранных ученых. И мне кажется, такая научно-образовательная деятельность гораздо важнее, чем конкретный научный проект, ведь она закладывает основание для будущего развития математики в Петербурге.
- То есть вам это удается?
- Надеюсь! У нас получилась довольно активная группа из студентов-старшекурсников, аспирантов, постдоков (так называют молодых кандидатов наук) – почти 50 человек со средним возрастом 27 лет. Мне кажется, удалось немного изменить ситуацию к лучшему.
- Вы говорили несколько месяцев назад, что у вас в лаборатории проблемы с тем, что средства гранта попадали под закон о госзакупках?
- Это была не единственная административная проблема, но, пожалуй, самая неприятная. Сейчас это решено. Расходы по грантам вывели из-под закона о госзакупках, что логично по двум причинам. Во-первых, потому что научные расходы не должны регулироваться таким жестким законом: часто нужно биологам срочно купить какие-то реагенты, математикам провести конференцию, и там просто сроки поджимают. А во-вторых, научные гранты уже распределены на конкурсной основе, и потом проводить еще один конкурс на использование их части юридически несерьезно. Изменить закон не просто – нужно согласовать позицию нескольких министерств, потом он проходит через соответствующие парламентские комитеты, потом голосует Дума и, наконец, подписывает президент.
Все это произошло за полгода, что очень быстро, меня только удивило, что этот момент не исправили раньше, когда закон только вышел. Основную роль сыграла инициативная группа молодых ученых, которые собрали несколько тысяч подписей, поучаствовали в процессе обладатели мегагрантов, и очень помогло Министерство образования и науки. И это, мне кажется, показывает, что ученые должны и могут сами убирать административные барьеры. А ведь те проблемы, которые у нас с наукой, не только в недофинансировании, но и в том, что те финансы, которые есть, слишком сложно использовать. Сейчас мы преодолели самое большое препятствие, и ситуация улучшилась, но еще многое можно изменить.
- Какие-то проблемы у вас, помимо этого, с грантом были?
- Я бы сказал, что в России административных проблем гораздо больше, чем в европейских или азиатских странах. У меня есть похожий грант в Швейцарии, у моих знакомых было много таких грантов в Америке, Европе, Китае. Если вы с таким грантом прилетаете в Корею или Сингапур, у вас уже отремонтированное здание, стоит все нужное оборудование, сидят лаборанты и администраторы – в общем, все уже готово, занимайся наукой! Здесь же приходится все ненаучные вещи делать самому, опять же, чтобы это было сделано правильно. Ну, такова жизнь.
- Вы сейчас понимаете, продлят вам грант или нет?
- Я не знаю. И если я за десять месяцев не знаю, продлят ли мне грант, как люди, которые работают в лаборатории, могут свои планы на жизнь строить? В других странах подобные гранты обычно даются на 12 лет (три периода по 4 года), и с самого начала оговаривается будущее лаборатории по окончании. Когда у нас объявили проект мегагрантов на два года, многие говорили, что даже такие же деньги, но растянутые на пять лет, были бы полезнее. Тем не менее изначальный короткий период в два года имел смысл, потому что программа могла не сработать. У нас часто так бывает: все делаем, как на Западе, а не работает. А здесь вроде все идет успешно. Значит, надо подойти системно и составить план лет на 8 вперед, с последующей передачей лаборатории Университету. Иначе все достигнутое может пропасть.