Паровозы

Кладбище паровозов

Кладбище паровозов.
Ржавые корпуса.
Трубы полны забвенья,
свинчены голоса.

Словно распад сознанья —
полосы и круги.
Грозные топки смерти.
Мертвые рычаги.

Градусники разбиты:
цифирки да стекло —
мертвым не нужно мерить,
есть ли у них тепло.

Мертвым не нужно зренья —
выкрошены глаза.
Время вам подарило
вечные тормоза.

В ваших вагонах длинных
двери не застучат,
женщина не засмеется,
не запоет солдат.

Вихрем песка ночного
будку не занесет.
Юноша мягкой тряпкой
поршни не оботрет.

Больше не раскалятся
ваши колосники.
Мамонты пятилеток
сбили свои клыки.

Эти дворцы металла
строил союз труда:
слесари и шахтеры,
села и города.

Шапку сними, товарищ.
Вот они, дни войны.
Ржавчина на железе,
щеки твои бледны.

Произносить не надо
ни одного из слов.
Ненависть молча зреет,
молча цветет любовь.

Тут ведь одно железо.
Пусть оно учит всех.
Медленно и спокойно
падает первый снег.
1946

 

В одной из областей России стоит уникальный памятник жадности. Это узкоколейный тепловоз ТУ–2 вросший в землю посреди островка на лесном болоте. История его появления там забавна.
Давным давно пролегала в этих местах леспромхозовская узкоколейка. Кроме прочих на ней были две ветки. Одна заброшеная, доходившая по почти расплывшейся насыпи до этого островка. Второй иногда пользовались для завоза на выработаные делянки саженцев. На второй ветке стояла деревня, жители которой имели приработок — они вырезали из дерева ложки, кружки, тарелки, подносики. Сделаное отвозилось в село километров за 30. В селе жили несколько художников (мазил по–местному), раскрашивавших и реализовывавших продукцию подпольным путем через неких барыг. Деньги передавались резчикам, те расплачивались с мазилами и все шло по новому кругу. Руководство леспромхоза знало, но не трогало резчиков в обмен на заказы–подарки для всякого рода проверяющих.
И вот однажды очередная партия готовой под раскраску утвари подоспела затяжной весной, когда русские проселки превращаются в полосу препятствий даже для трелевщика. Надо отправлять тарелки–ложки, а трактора, как на грех, заняты на дальних делянках. Тю! А нафиг нам трактор, когда рельсы прямо по деревне идут? Кто–то на работе договаривается с машинистом ТУ–2 о том, что тот в субботу приедет и заберет товар, а потом поедет в село и отдаст мазилам.
Благословенные советские времена! Простые и в чем–то добрые. Машинист в субботу сует сторожу депо синенькую, спокойно выводит тепловоз и уматывает в лес. Сам переводит стрелку — на УЖД это частое явление — и заезжает на ветку. Товар грузится в нерабочую кабину, а кроме того кучеру локомотива передается 150 рублей — это оплата труда мазил плюс возврат старого долга.
150 советских рублей — это были большие деньги! Не мульон, конечно, но приличные. Машиниста элементарно заела жаба. Каким–то чертям с кисточками 150 рэ за сидение на заднице в теплой избе, а он тут терпит мучения под всеми ветрами и по уши в соляре за примерно такую же сумму в месяц.
Выехав на магистральный путь, он поехал не в село, а домой. По дороге утопив в болоте мешки с любовно вырезаной утварью. А полторы сотни согрели карман и утихомирили совесть.
Через некоторое время резчики, не дождавшись денег, поехали по подсохшей дороге к мазилам:
— Где?
— Что?
— Деньги где?
— За что???
— За товар!
— Где?
— Что где?
— Товар где?
Короче, разговор слепого с глухим. До мордобоя не дошло, но известие, что товар пропал и деньги тоже, совершенно не обрадовали ни тех, ни других.
К машинисту конечно пришли. Хоть из другого села, но ЛПХ–то один.
— Где??
— Ничего не знаю. Ни фига вы мне не давали, лок стоял в стойле, как положено по трудовому законодательству, и вообще валите отсель, спекули треклятые, пока в ОБХСС не позвонил!
Поскольку Советская Власть очень не любила предприимчивость, резчики отвалили. ОБХСС могла прижать всерьез и всем плевать, что люди не украли ни щепочки, а резали своими руками после тяжелой работы.
Морду бить — можно, но не выход, ибо участковому тоже палки нужны, а заполучить "бакланку" из–за такого урода — ну нах!
Месть была исполнена лучше. Один тепловоз в ЛПХ каждый день стоял как запасной. По очереди. Люди спокойно дождались когда под "вспомогач" встанет ТУ–2 негодяя, сговорились с другим машинистом и тот, связавшись с диспетчером, сообщил о поломке дизеля. Со станции был выслан резервом (т. е без вагонов) ТУ–2 с мерзавцем и его помошником.
Мстители провели тяжкую работу. Они заранее восстановили примерно пятидесятиметровый путь от заблокированой стрелки на магистрали до останков заброшеной ветки. И перевели стрелку ломиком. Тепловозик влетел на старый путь и стрелку за ним тут же закрыли.
Вокруг лока появились мужики с нехорошими мордами и разным тяжелым инструментом. Вор сообразил, что стоит вылезти из лока и ему пипец.
Вокруг лес, болота, до ближайшей делянки, где есть хоть какое–то начальство, километров 20. Он попытался связаться с диспетчером, но отчего–то (я не понял по рассказу очевидца) не вышло. Мужики начали постукивать ломами по двери за кабиной. И машинюга принял единственное решение. Он поехал. Вперед. Куда ведет эта ветка все давно забыли. Он, верно, рассудил так: куда–нибудь доеду, а если и нет, так отстанут.
Скорость не превышала 10 км/ч, тепловоз тащился вглубь заповедной чащи. Стоило остановиться и снова показывался эскорт, следовавший за локом на самодельной дрезинке. На одной остановке спрыгнул помошник — его не тронули, но и не отпустили.
Чтобы не привел кого не надо. Дорога пошла под уклон, машиниста осенило: разогнаться чуток и резко тормознуть, чтобы народ на "бешеной табуретке" побился и убрался. Ну а назад он сам вернется и стрелку переведет без проблем.
Он и поддал газу, хотя тепловоз угрожающе раскачивался на ржавом пути. На относительно небольшой, но все же достаточной скорости ТУ–2 проскочил болото и вылетел на островок, где рельс уже не было, но в траве этого не заметишь. И сел тут же. Намертво. Машинист простился с жизнью — в этих болотах танковые армии пропадали, хрен ли там какой–то тепловоз! Но дрезина уходила. Машинист не верил в чудесное спасение. Из болота он выходил несколько часов. А когда вышел к стрелке — обалдел. Ветка с магистралью НЕ соединялась. Ржавый полузаросший путь обрывался метрах в пятидесяти от бывшей стрелки.
На старой насыпи лежала густая листва, красноречиво говорившая что последний паровоз тут прошел лет десять назад.
А теперь представьте вааламова осла, расказывающего начальнику дороги о волшебных рельсах и тепловозе в болоте! Начальник обалдел. Поехал на место. Да, болото. Да, старый путь без наката. Да, островок, бывший некогда разъездом, но рельсов там давно нет. И как данность — не новый, но неповрежденный тепловоз ТУ–2 посередине.
Рассказ пришлось повторять для директора, главного инженера и собраной комиссии. Комиссия осмотрела промежуток меж веткой и стрелкой и сделала вывод, что путь тут последний раз был лет …надцать назад.
Машиниста замучали. Весь ЛПХ вплоть до последнего сучкоруба считал своим долгом прицепиться к нему где угодно и выспрашивать Как? и Зачем? Была версия, что трактором, но вот зачем — это не объясняло.
В конце концов машинист уволился и уехал чуть ли не на другой конец СССР.
Тепловоз списали, поскольку вытащить его с островка было невозможно.
Тяжелая техника сама норовила булькнуть в трясину.
Давно нет ЛПХ и сняты рельсы, а депо обратилось в развалины.
А он стоит. Там же.