Какими видят русских иностранцы

Вынес в отдельную тему из юмора. Сюда тоже годится:

Gorshok, kolgotki, babushka: американка Таня Майер, воспитавшая ребенка в Москве, написала о своем опыте книгу. Она уверена, что наша страна может поставлять на Запад технологии русского материнства.

Вы жили в Америке, России, Англии, Австрии — странах со своей культурой. Почему решили написать именно о российском материнстве?

—Никто никогда не замечал, что русские мамы делают что-то особенное. Я же видела какие-то их общие подходы — просто сами русские о них не догадывались, а мне как иностранке это было видно. Я попробовала многое на своих детях, и они показали свою эффективность.

Русские мамы находятся между чересчур расслабленными европейскими и азиатскими мамами-тигрицами, которые держат детей в ежовых рукавицах с малых лет. Легко могу назвать десять отличий: это наслаждение беременностью и уважительное отношение к женщинам в положении; здоровое питание (приоритет грудного вскармливания, каши, супчики, домашняя кухня); приучение к горшку с 6–10 месяцев; долгие прогулки с детьми на открытом воздухе; лето на даче; умение хорошо выглядеть, приходить в форму после родов, следить за собой; способность принимать решение именно для своей ситуации, выбирать оптимальный вариант для своего ребенка и не терзаться чувством вины; бабушки, которые готовы помогать практически целыми сутками, или няни, доступные в том числе и небогатым людям; умение наслаждаться процессом воспитания, а не планирование всего на 10–20 лет вперед; русские мамы понимают, что у папы своя роль в семье, их хвалят и ценят за любую помощь.

 

Что думают японцы о русских. )

 

Меня не интересовало мнение иностранцев ни в советское время ни тем более после 1991 года. Для меня важно мнение тех народов с которыми я рядом живу в одной стране или в ближайших странах. Тем более никогда не поздно заставить себя уважать грубой военной силой (боятся - уважают), неоспоримыми успехами в науке, культуре и экономике, с помощью пропаганды, не важно. А вот с ближними совсем по другому. Тут либо традиционная дружба народов выработанная веками или принуждение. В Прибалтике только встречная воля не автохтонного населения может заставить уважать права русских и Росия тут сама по себе ничего не изменит. И вам соотечестсвенники советую больше мнением своих не русских соседей по стране и бывшему СССР интересоваться. Что касается иностранцев из так называемого дальнего зарубежья, тот тут главное меркантильный интерес по началу, думаю Россия достаточно привлекательная страна для тех же западных европейцев и американцев, пора бы вспомнить историю привлечения западно европейских гастарбайтеров в царской России от Петра Великого до Екатерины Великой. Поедут сто пудов, Россия - это клондайк 21 века для авантюристов!

Джек Милстон — американский писатель, который первый раз в жизни приехал в Россию со своей русской женой и сыном, чтобы познакомиться с новыми родственниками и их родиной. Это письмо, которое он отправил домой другу, о его приключениях в стране селедки, серьезных мужчин и непростой транспортной ситуации…

 

"Они выбрали Россию: Истории из жизни иностранцев в РФ"

Познавательно


скажем

Адольф Брейвик, 35 лет, швед. Отец троих детей.

То, что русские, взрослые, могут ссориться и скандалить, что под горячую руку может вздуть жену, а жена отхлестать полотенцем ребёнка — НО ПРИ ЭТОМ ОНИ ВСЕ НА САМОМ ДЕЛЕ ЛЮБЯТ ДРУГ ДРУГА И ДРУГ БЕЗ ДРУГА ИМ ПЛОХО — в голову человека, переделанного под принятые в наших родных краях стандарты, просто не укладывается. Я не скажу, что я это одобряю, такое поведение многих русских. Я не считаю, что бить жену и физически наказывать детей — это верный путь, и сам я так никогда не делал и не стану делать. Но я просто призываю понять: семья здесь — это не просто слово. Из русских детских домов дети убегают к родителям. Из наших лукаво названных «замещающих семей» — практически никогда. Наши дети до такой степени привыкли, что у них в сущности нет родителей, что они спокойно подчиняются всему, что делает с ними любой взрослый человек. Они не способны ни на бунт, ни на побег, ни на сопротивление, даже когда дело идёт об их жизни или здоровье — они приучены к тому, что являются собственностью не семьи, а ВСЕХ СРАЗУ.

Русские дети — бегут. Бегут нередко в ужасающие бытовые условия. При этом в детских домах России вовсе не так страшно, как мы привыкли представлять. Регулярная и обильная еда, компьютеры, развлечения, уход и присмотр. Тем не менее побеги «домой» очень и очень часты и встречают полное понимание даже среди тех, кто по долгу службы возвращает детей обратно в детский дом. «А чего вы хотите? — говорят они совершено непредставимые для нашего полицейского или работника опеки слова. — Там же ДОМ.» А ведь надо учесть, что в России нет и близко того антисемейного произвола, который царит у нас. Чтобы русского ребёнка отобрали в детский дом — в его родной семье на самом деле должно быть УЖАСНО, поверьте мне.

Нам трудно понять, что, в общем-то, ребёнок, которого нередко бьёт отец, но при этом берёт его с собой на рыбалку и учит владеть инструментами и возиться с машиной или мотоциклом — может быть гораздо счастливей и на самом деле гораздо счастливей, чем ребёнок, которого отец и пальцем не тронул, но с которым он видится пятнадцать минут в день за завтраком и ужином. Это прозвучит крамольно для современного западного человека, но это правда, поверьте моему опыту жителя двух парадоксально разных стран. Мы так постарались по чьей-то недоброй указке создать «безопасный мир» для своих детей, что уничтожили в себе и в них всё человеческое. Только в России я действительно понял, с ужасом понял, что все те слова, которыми оперируют на моей старой родине, разрушая семьи — на самом деле являются смесью несусветной глупости, порождённой больным рассудком и самого отвратительного цинизма, порождённого жаждой поощрений и страхом потерять своё место в органах опеки. Говоря о «защите детей», чиновники в Швеции — и не только в Швеции — разрушают их души. Разрушают бесстыдно и безумно. Там я не мог сказать этого открыто. Здесь — говорю: моя несчастная родина тяжко больна отвлечёнными, умозрительными «правами детей», ради соблюдения которых убиваются счастливые семьи и калечатся живые дети.

Дом, отец, мать — для русского это вовсе не просто слова-понятия. Это слова-символы, почти сакральные заклинания.

Поразительно, что у нас такого — нет. Мы не ощущаем связи с местом, в котором живём, даже очень комфортабельным местом. Мы не ощущаем связи с нашими детьми, им не нужна связь с нами. И, по-моему, всё это было отобрано у нас специально. Вот — одна из причин, по которой я сюда приехал. В России я могу ощущать себя отцом и мужем, моя жена — матерью и женой, наши дети — любимыми детьми. Мы люди, свободные люди, а не наёмные служащие госкорпорации с ограниченной ответственностью «Семья». И это очень приятно. Это комфортно чисто психологически. До такой степени, что искупает целую кучу недостатков и нелепостей жизни здесь.

Честное слово, я верю, что у нас в доме живёт домовой, оставшийся от прежних хозяев. Русский домовой, добрый. И наши дети верят в это."

 

Европа завидует Москве: это лучший город Земли. Статья из польского издания.

Царь двух колес

Потомственного москвича Сергея Каледина под конец лета охватила тоска. С дачей под Звенигородом пора расставаться, а в городе не побегаешь, не покатаешься зимой на лыжах. А я сказал ему, что для расстройства нет никакого повода, ведь становящаяся все более европейской Москва радует глаз: в двух шагах от него есть парк Сокольники, да и до Царицына, старательно отстроенного из руин, в которые превратили резиденцию Екатерины Великой большевики, тоже рукой подать. Мой друг не верил, что запущенные парки могли так измениться за одно лето, но поехал. «Там танцуют! Приходят пенсионеры, у них учителя танго, танцевальные уроки, — восхищался он Сокольниками. — И все даром. Прекрасный wi-fi. А зимой будет лыжная беговая трасса».

Конец эры шоферов

Машины у меня в Москве нет. Мне никогда не хотелось ее заводить. Зачем? Чтобы стоять в пробках, ругаться с другими водителями, которые иногда со злости хватаются за пистолеты? Метро работает здесь восхитительно исправно, и я его очень люблю.

С советских времен сидящий за «баранкой» чувствовал себя хозяином, перед которым врассыпную разбегаются пешеходы (потому что такова их обязанность), покорно позволяя окатывать себя грязью. Взялось это, видимо, от шоферов, чувствовавших себя важными, потому что они возили разных партийных деятелей.

Еще до недавнего времени на улицах царило невообразимое хамство, и чтобы остаться на проезжей части в живых, следовало быть очень осторожным. А сейчас по сравнению с россиянами хамами за рулем выглядят поляки. Приезжая в Польшу, я оказываюсь кандидатом в самоубийцы. В Москве внезапно (сам не знаю почему) что-то изменилось. Не заметно, чтобы полиция следила за пешеходными переходами, выписывала штрафы или проводила разъяснительную работу, но машины начали вежливо тормозить перед «зебрами». Практически все. Хотя когда для пешеходов загорается зеленый, пара водителей еще старается на полной скорости проскочить через переход. Что поделать, россияне обожают азарт, а дорожная рулетка возбуждает их особенно сильно.

Я шагаю по Москве

Я не люблю Арбат. Вернее, его легенду. Но каждый мой гость слышал об исполненной очарования, воспеваемой и восхваляемой улице, так что мне придется в сотый раз тащиться с ними от Арбатской до Смоленской: 1200 метров пешеходной зоны, запруженной уличными художниками, продавцами щенков и разнообразного барахла. Красиво, все-таки старая Москва, но атмосферы — никакой. Просто улица, по которой не ездят машины, а не отданное во власть пешеходов пространство. А вот если бы убрать движение из всего центра, хотя бы в границах Садового кольца, как было бы прекрасно.

Мечты... Уже нет: пешеходы постепенно получают во владению старую Москву, где одна улица за другой превращается в променады. Полностью или частично закрыты для движения Большая Дмитровка и пересекающие ее переулки, вскоре то же самое произойдет на параллельной ей Петровке. Так что у Москвы появится настоящий (и очень красивый) европейский старый центр. Прежде чем отдать променады пешеходам, там наводят порядок: делается капитальный ремонт домов, появляются лавочки, зелень.

Городское управление хитро избавляется от тех, кого оно не хотело бы видеть на пешеходных зонах: банкам приходится платить повышенные арендные ставки, а ресторанам и магазинам наоборот предлагают скидки. Более пешеходной становится «парадная» улица Москвы — Тверская. На ее широких тротуарах всегда тесно стояли припаркованные машины, и протиснуться между ними, например, с детской коляской, было очень сложно. С этого лета моментально очищать тротуары начала эскадра эвакуаторов.


Водители скандалят. Один вскочил в свою «Мазду», уже стоящую на платформе эвакуатора, и просидел в ней почти сутки, пока машину не освободили. В Москве сложно найти более упрямых людей, но делать с автомобилями что-то надо. Их так много, что на один приходится всего 30 квадратных метров дорог. И как они, имея в распоряжении всего лишь прямоугольник размером десять метров на три, еще ездят, загадка.

Велосипеды покорят лето

Велосипеды не пользовались здесь уважением вообще. Когда я два года назад завел свой собственный, за сезон у меня случилось две серьезные аварии и несколько мелких. Водители не удостаивали меня вниманием. Велосипед был предметом подозрительным. После, как пишут здесь в полицейских протоколах, «дорожно-транспортного происшествия» я повез свой велосипед в мастерскую, находившуюся в подвале красивого старого здания. Все входы во двор были наглухо закрыты. Пожилая дама объяснила мне, что приходится все закрывать, потому что здесь «крутятся подозрительные люди». «Какие подозрительные?» — спросил я. «Молодые и с велосипедами».

Летом этого года велосипеды все же завоевали Москву. В центре появилось 150 точек проката с 2,5 тысячами велосипедов. Достаточно зарегистрироваться в интернете и оплатить картой абонемент. На год он стоит 1200 рублей, а 30 минут можно ездить бесплатно. Пять лет назад велодорожек не было вообще. Сейчас их уже около 200 километров, а к концу 2015 года должно стать почти 330.

Я жду трассу вокруг Бульварного кольца (старые очаровательные улицы, идущие вокруг Кремля), которую обещали сделать к весне. Когда с ней, а это должно произойти к лету, соединят велодорожку от Белорусского вокзала (рядом с которым я живу) до Красной площади, мне будет очень удобно.

Проходная крепость

Центром Москвы должен быть Кремль. Ведь этот город построен по схеме планетной системы: посередине, как Солнце, находится древняя царская крепость с кирпичной стеной, потом, как орбиты планет, идут Бульварное и Садовое кольцо, дальше — Третье транспортное и уже на окраине — МКАД, то есть пока последняя окружная дорога. Но Кремль сложно считать сердцем столицы. Сакральное обиталище власти живет своей жизнью и пересекается с жизнью города только тогда, когда по перекрытым улицам мчит колонна машин, сопровождающих лимузин Владимира Путина.

В Кремль нельзя просто так придти на прогулку. Нужно купить билет, пройти через рамки-металлоискатели. Но в этом году в кремлевской стене появилась брешь: посетителям, которые входят в царскую резиденцию через ворота под Кутафьей башней, разрешили покидать Кремль не тем же самым путем, а через ворота Спасской башни (та, что с часами). Так что Кремль стал проходным.

Это мелочь, но она обещает более масштабные изменения. Президентская администрация со временем покинет царскую крепость. Она уже сейчас сидит в закрытом для граждан квартале у Старой площади. Кремль станет сердцем города, бьющимся в унисон ритму его жизни.

Европа завидует

Каждый градоначальник, приходя на свой пост, обещает подданным устроить «город-сад». А когда он уходит, люди говорят, что ему удалось сделать, скорее, «город-ад». Я жил рядом с Парком культуры и отдыха имени Максима Горького (известным по фильму «Парк Горького»). Над ним поднимался дым пережаренных шашлыков, толпы пьяных заправлялись продававшимся повсюду пивом. Разогретые эмоциями и алкоголем девушки визжали во все горло на привезенных с немецких свалок американских горках. Сомнительный отдых, ноль культуры.

В особые праздники, как день десантника или пограничника, здесь заправляли ребята в голубых или зеленых беретах и полосатых майках. Они ныряли в фонтаны, разбивали о головы водочные бутылки и искали, кому бы дать в морду. Одним словам, в парках было уютно, как на минном поле, а вход стоил немалых денег.

Поэтому я обходил парк Горького стороной. Я попал сюда случайно в конце лета 2012 года и потерял дар речи. Чудо, абсолютно настоящее. Американские горки больше не шумят: они пропали. Горелым несвежим мясом не пахнет, пива не продают. Зато можно взять велосипед и кататься по очищенным от палаток аллеям. Публика тоже стала другой: не шашлычной и не пивной. Когда располагает погода, она вальяжно лежит на надутых лежаках, расставленных по тщательно постриженным газонам, прохлаждается с книжками и планшетами — бесплатный wi-fi работает во всем парке отлично. На эстрадах играет музыка, но отнюдь не диско. Теперь здесь можно послушать лекции, научиться оригами или выковать гвоздь. Это даже не Европа: Европа может позавидовать. Похожая метаморфоза произошла и в других парках. В них царит идеальный порядок, там безопасно и есть бесплатный интернет. Все лето парки были сценой смотра «Лучший город Земли», который включал в себя больше 70 фестивалей, конкурсов и выставок.

А в начале сентября прошел потрясающий День города. Девятикилометровое Бульварное кольцо превратилось в галерею всевозможных искусств и книжных магазинов. За три дня там побывало три миллиона человек.

Удар в кино

Неподалеку от меня находится мультиплекс на Красной Пресне. Репертуар меняется каждый четверг. Я регулярно заглядываю туда в надежде попасть на какой-нибудь хороший российский фильм, хотя бы что-то из классики. И ни фига. На всех экранах американское мочилово. Осенью через эту голливудскую стену пробился «Солнечный удар» Никиты Михалкова. Вернее, пробился не сам, а по приказу властей, потому что это патриотическая картина, снятая патриотом. Но кино неважное, не стоящее 300 рублей за билет (минимальная цена). Съемки обошлись в 21 миллион долларов, а сборы составили 3 миллиона.

Сейчас владельцы кинотеатров трепещут, потому что залы переполняет публика, идущая на «Хоббита». Уже в первый день фильм заработал в России столько же, сколько «Удар» за все свое пребывание на экранах. Элементом рекламы «Хоббита» в Москве должно было стать око Саурона, грозно пылающее над городом с одного из небоскребов. Но церковные иерархи постановили, что дурной свет «не принесет столице добра». Так что око не взглянуло на Кремль, а скандал добавил фильму популярности.

Успех «Хоббита» приближает тот момент, когда власти введут для кинотеатров квоты, то есть заставят их на каждом третьем или четвертом сеансе показывать фильмы, выдержанные в патриотическом ключе. Эту подать нельзя будет заплатить амбициозным кино вроде «Левиафана»: хотя этот фильм стал претендентом на «Оскара», к прокату его не допустили. Министр культуры Владимир Мединский заявил, что государство не станет выделять деньги на ленты в стиле, как он это сформулировал, «Рашка-г**няшка», то есть изображающие страну в негативном, по его представлению, ключе.

За жизнь борется и, пожалуй, проиграет, популярный Театр.doc, известный по спектаклям на острые злободневные темы, как трагедия в Беслане или история Pussy Riot. Власти выселяют коллектив из подвала дома в Трехпрудном переулке, потому что пожарным не нравится что окно, как они, впрочем, сами потребовали, было переделано в запасной выход. Это лишь предлог, потому что на самом деле речь идет о том, что театр представляет современную Россию в «дурном свете». Театр не сдается, а за ним стоит верная публика, которой он нужен.

В военной суматохе, и визге антизападной ненависти, раздающимся из официальной России, может быть, сложно заметить, что Москва на глазах превращается во все более европейский город. Но стоит это сделать, потому что происходившее в последний год показывает, в каком городе хотели бы жить москвичи, и как они радуются, когда их желания исполняются.

«Odin ass — задница Одина»

бывают и положительные мысли о России

Ди Каприо захотел сыграть Путина: было бы очень интересно.
Актер отметил, что они с российским президентом делают одно дело.
Он также признался, что сыграл бы и Ленина, и Распутина, так как очарован российской историей. «Я считаю, что о русской истории должно быть больше фильмов», — заметил актер.

И вообще "его бабушка и дедушка были русскими и носили фамилию Смирновы"