В бундесвере разрешили ээээээээээ

Устраивая ритуальную истерику по поводу расширения НАТО, наши «патриоты» всё никак не могут понять, во что выродилась эта контора. «Патриоты» по-прежнему ждут с Запада грозную боевую машину, орды танков, стаи самолётов и легионы вымуштрованных головорезов.

Если не принимать во внимание ядерную составляющую (это не оружие, а политический фактор) сильнейшей армией в Европе считается Бундесвер. И количественно, и качественно, и исторически. Немецкие военные традиции не нуждаются в комментариях.

Как известно, сегодня Бундесвер активно участвует в контртеррористической операции в Афганистане. Немцы (совместно с голландцами) как бы даже ей в данный момент руководят. При этом немецких бойцов в Афгане 170. Сто семьдесят человек. Две роты. В правительстве ФРГ, бундестаге, Минобороны идут яростные дискуссии – стоит ли увеличить данный контингент до 320 человек или это слишком сложно для третьей экономики и пятой-шестой военной машины мира? Пожалуй, не надо немцам так напрягаться, ведь всё равно их главная цель – ни в коем случае не вступить в бой с противником.
....
На такое НАТО, как сейчас, нам надо молиться. Это первый в истории человечества пацифистский военный блок. Безусловно, его следует немедленно усилить Украиной, которая внесёт в программные документы блока боевой лозунг: «Москаль, на Украину зуб не скаль!» А защищать эту славную компанию от нашествия с Юга и Востока опять будет Россия

 

digger, 26.04.2004 10:46:22 :

Есть ........... в кaзaрме ведь пoкa рaзрешенo.

 

А.Сухоруков, 25.04.2004 01:45:32 :

Гудериан, небось, в гробу переворачивается... :huh: :angry:

 

Экскурсия в бундесвер

"Полярная Звезда" // Главная страница

Полярная звезда - сетевой журнал, занимается проблемами стратегического анализа и прогнозирования общественно-политических и экономических процессов в России и за рубежом.

// zvezda.ru

 

Михаил Шлейхер


Мог ли думать я, примерный советский ребенок, рисовавший звезды на бумажных самолетиках, что когда-нибудь буду служить в рядах немецкой армии? Я был призван на службу как настоящий и полноправный гражданин Германии, по истечении двух лет после приезда из России, за которые я уже должен был выучить язык ровно настолько, чтобы понимать команды. Я мог бы выбрать гражданскую службу, чтобы пасти крикливых бабушек и дедушек в домах престарелых или таких же крикливых, но намного более дружелюбных маленьких немчат в детских садиках, но - я же родился в Советском Союзе.

Наверное, каждый нормальный советский мужчина, с детства готовившийся защищать Родину от мифического немецко-американского врага, где-то за бортиком сознания чувствует себя немножко неполноценным, если ни разу в жизни не выстрелил из настоящего автомата, ни разу в жизни не пробовал уложиться в семь секунд при сборке пистолета, ни разу в жизни не стоял на плацу под проливным дождем и ураганным ветром. А военная казарма - весьма серьезная смена обстановки, повод к которой дается лишь раз в жизни: попасть туда, куда запрещен доступ обыкновенному человеку. По всему поэтому вместо тринадцати месяцев альтернативной службы я выбрал десять месяцев армии (всего-то! - когда в России двадцать четыре, а в Израиле и вовсе тридцать шесть) и был направлен в пятнадцатую "компанию" первого обучающего полка воздушных сил (Luftwaffe) Германии.

1. Бундесвер, как и полагается, начался сразу же за воротами казармы: "Zigarretten aus! Sie! Da! Ist das so schwer zu begreifen?!!" ("Потушить сигареты! Вы! Там! Это что, так трудно понять?!!" - прим. автора) - истязал свое горло синий человек в синей будке. Я бы наверняка расслышал "сказанное" им, находясь не в десяти, а даже и в двухстах метрах от него. О такой манере вести беседы я как-то вовсе не подозревал в до сих пор вежливых со мною немцах, и вот тебе на... У меня проверяют документы, дают направление строгой рукой в перчатке, и вот я, с грехом пополам, оказываюсь у здания моей "компании" (я не имею чести знать, как переводится слово "Kompanie" с солдатского немецкого на солдатский русский язык. Вроде бы "рота", но в таком случае немецкая рота оказывается в два раза больше русской). Я открываю дверь моей комнаты. Все отвечает моим ожиданиям, ничего нового: три двухэтажных железных кровати, большой синий стол в центре, шесть синих пеналов- шкафов, шестерка синих обшарпанных стульев, два окна в синее небо...и зеленые стены, напоминающие советскую поликлинику. Все это я уже видел несколько раз в отличие от моих бундесверовских сотоварищей - "чистокровных" немцев. Разношерстная толпа испуганных молодых людей, не знающих, куда засунуть свои огромные спортивные сумки (интересно, чего они в них понавезли?) наконец разбрелась по комнатам и притихла. Первые знакомства. Из моего опыта я уже давно знаю, что первые пять минут - самые важные в подобных ситуациях. Нужно преподать себя таким, каким ты хочешь остаться в глазах новых знакомцев навсегда. В моем случае ко всему прочему нужно уже в четвертом- пятом предложении сообщить соседям по комнате о своем происхождении, дабы позже не было недоразумений.

Соседи достали колу и только принялись рвать обертки баунти и лайонов, как божественный голосище (таким обладал, верно, Зевс) выгнал всех нас на улицу, и тут оно началось: раздача каких-то бумажек, ответы на вопросы, путешествие на ужин, сбор бумажек, лекция на тему "Кто мы теперь такие", лекция на тему "Кто есть наши командиры", лекция на тему "Умей строиться в колонну по три", отбой в одиннадцать, подъем в пять ("15-te Kompanie!!! Aufstehen!!!!!" ("15-я рота!!! Подъем!!!!!" - прим. автора) ), построение в пять сорок пять, завтрак (ах эти милые двадцатипятиграммовые ванночки с медом, джемом, шоколадной пастой!), скверный кофе. Лекция на тему "Сколько за что сидеть". Выдача спортивных костюмов - первые проблески всепохожести; связок ремней, бундесверовских курток, пустых погон с орлиными крыльями без головы, замков к нашим пенальным шкафам. Прогулки в ногу. От криков унтеров я начинаю посмеиваться. Они ходят перед нами: грудь колесом, локти в стороны, и, очевидно, полагают свои действия ужасно серьезными и не лишенными определенного смысла. Мне же все это ужасно напоминает игру в ту самую "войнушку" в перелеске за домом моего детства. Мои "коллеги" прижимают уши и поджимают хвосты. Изнеженные прелестями цивилизации, они чувствуют себя брошенными здесь и этой цивилизацией, и своими девочками, и своими родителями (бабушками, тетями, домашними врачами, белыми пушистыми болонками...). Они тратят двадцатку в день на разговоры по хэнди (мобильному телефону), каждый вечер шлют своим "зайчикам" и "мышкам" сентиментальные открыточки и плачутся друг другу в жилетку (форменную рубашку) о трудностях "ужасного бундеса". Особенно сильно бундесвер был проклинаем в первые дни, потом товарищи попривыкли, лишь сохранив привычку изредка кричать друг другу: "Завтра же я звоню моему адвокату! Я никому не позволяю со мной так обращаться!”

2. В нашей комнате я играю роль этакого душевного успокоителя и источника не блещущих умом, но приносящих нужные плоды шуток на моем все-таки не совсем умелом немецком языке. На четвертый же день я был взят с поличным на месте сразу двух преступлений: курение а) в постели, б) после отбоя. Через пять минут при полном параде я должен был отрапортоваться двумя этажами ниже в бюро UVD (Unteroffizier von Dienst ("Вахтенный унтер-офицер" - прим. автора). Я вовремя был внизу, готовый хотя бы и к двадцатикилометровому маршброску. Рядом стоял еще один парнишка из нашей же группы, я заметил, как у него дрожат коленки ("Nur keine Angst, die Arschloecher koennen uns mal!" ("Только без паники, мы этим сукам еще покажем!" - прим. автора) ). Мы, действительно, не были вознаграждены ничем за наши антитруды, кроме словесного нагоняя и обещания нам это припомнить. Наша комната в первое же воскресенье в приступе начальстволюбия ("стригитесь как можно короче - вам же удобнее будет") побрилась наголо. Мы превратились в шестерку розовоголовых близнецов, и долго еще слышали за спиной: "Это из комнаты скинхэдов"... Мы весело (впрочем, иногда и не очень) огрызались, но самое интересное мы узнали уже в понедельник: оказалось, мы переусердствовали. Налысо стричься так же запрещено, как и ходить с хвостиком: солдаты бундесвера не должны походить на неонацистов.

3. Куда там немецкой армии состязаться с русскими в реализме военной службы! ТАМ - уходит человек в армию - все, считай, не увидишь его по меньшей мере год. Как на войну. ЗДЕСЬ - всего лишь как на работу. На выходные - домой, к маме-папе-подружке. Только не забудь вернуться в часть до 23.45 в воскресенье. Каждый день часов в шесть-восемь - так называемое окончание службы. Хочешь - спи, хочешь - поезжай в город на дискотеку, хочешь - иди в солдатский бар при казарме и потрясай маленькими "файглингами". Часть особо страдающих по домашнему теплу солдат рассаживается на насестах казарменных лестниц и включает свои хэнди. Каждую пятницу в три часа пополудни я уже дома, сажусь за компьютер, чтобы считать недельный запас литературной информации из России и запечатлеть в электронных мозгах пару страничек из моего блокнота. Другим повезло меньше: мои соседи, например, оказываются дома лишь к вечеру. Но и у них есть свое преимущество: они едут все вместе через Гамбург. Во второе наше бундесверное воскресенье они прибыли в казарму, еле стоя на ногах. Мне пришлось доходить до их кондиции, показывая, как русские пьют "Горбачева" из горла и не закусывают. У меня прекрасно получилось, учитывая то, что я не практиковался в этом целых два года (мой свердловский друг - поэт Арсений Ли - написал с год назад: "...Он теперь в другом дому... Не поется и не пьется, И не пишется ему").

... Болеют у нас все поголовно. Когда по утрам оба взвода нашей "компании" стоят на "пионерской линейке", слева направо и наоборот прокатываются такие волны кашля, от которых ужаснулась бы мать любого из нас. Бывали дни, когда освобожденные от маршировки и занятий составляли одну треть и больше. Но все-таки все знали и знают меру. К тому же несданные зачеты по стрельбе и другим военным погремушкам нужно все равно когда-то сдавать, в противном случае солдату грозит опасность остаться в учебке еще на два месяца. Карстен же меры этой, как видно, не знал. Он ходил к врачам, и те, конечно же (любой из нас был для этого годен), давали ему статус больного. Иногда его отпускали на недельку домой, что вызывало особо бурные реакции в комнате. Он не бегал с нами по улице в спортивном костюмчике с веселой песенкой (интересно, кто в армии сочиняет эти милые стишки: "Wir sind bei der Bundeswehr! Nicht bei der Marine und nicht beim Heer!..." (" Мы в бундесвере, а не у тети Моти, не во флоте и не в пехоте!"), не лазал по канату искалеченной мартышкой, не играл в футбол (пожалуй, самая ненавистная мне игра), не плыл на время двести метров в пропахшем хлоркой и мочой бассейне, не прогуливался пешком до стрельбища с рюкзаком на плечах. В это время Карстен лобызал дома свою невесту. А когда был в казарме, то стрелял у нас сигареты. В конце концов это стало злить даже меня. Иногда, когда я глядел на них на всех, мне начинало казаться, что я все-таки нахожусь в детском садике, так были похожи эти почти двадцатилетние парни на детвору.

С течением времени оказалось, что наши преподаватели, как ни странно - такие же обыкновенные люди, как мы. Многим оберефрейторам, хауптефрейторам и порою даже унтер- офицерам нет еще и двадцати, и они сами не прочь потрепаться ни о чем в прокуренном коридоре между аудиторией, где они только что рассказывали нам о структуре воздушных сил, и заваленной бычками пепельницей. Но есть среди преподавательского состава и полные тупицы, то ли уже пришедшие в бундесвер не вполне полноценными, то ли ставшие такими в процессе "омилитаризовываемости". Я до сих пор удивляюсь перлам их удивительной логики: "Wenn Sie meinen, Sie koennen mich verarschen, dann sind Sie bei mir genau auf der richtigen Stelle!" ("Если Вы полагаете, что можете меня надуть, то Вы при мне как раз на верном месте" - прим. автора) Или: "Haben Sie Geburtstag?" - "Nein". - "Dann nehmen Sie Haende vom Sack!" ("У Вас день рожденья? - Нет - Тогда уберите руки с мошонки" - прим. автора) Самое смешное то, что по уставу преподаватели обязаны называть нас на Вы, что вызывает иногда интересные комбинации типа: "Halten Sie da die Fresse!!!" ("Заткните пасть, пожалуйста!!!" - прим. автора) "Не делайте умное лицо - Вы находитесь в армии".

4. Ко второму месяцу служба стала значительно интереснее. Мы получили всю форму и другие солдатские принадлежности общей массой около ста килограммов (полевая форма в трех экземплярах, парадная в одном, вещмешок, два рюкзака, различная полевая и спортивная обувь - шесть пар, лопатка, каска, спальный мешок, дождевик, палатка, солдатская "посуда", прибор для чистки оружия, предметы первой медпомощи, три автоматных магазина и так далее и тому подобное).
Количество лекций в классах сократилось. Количество занятий на природе умножилось. Мы выезжали на стрельбища, стреляя там из немецкой автоматической винтовки G-3 и чуда немецкой военной техники - пистолета P-8 (пистолеты, видно, вообще в лучшем случае пригодны лишь для самоубийства, когда у тебя кончаются патроны в автомате). Мы делали маршброски, после которых, скверно ругаясь, возились с мазолями. Мы ползали по снежным полям, рыли окопы в земле из глины пополам с употребленными холостыми патронами, изучали сложное устройство для определения севера-юга - компас, питались макаронами из наших гремящих железных банок и мазались кремами в полосочку, как это делают Шварценеггер и Сталлоне. К сожалению, вокруг не стояло ни одной кинокамеры. Мы разучивали действия вахтенных постов в экстренных случаях (у меня лучше всех получались шпионы - задерживаемые либо скрывающиеся - наблюдающие офицеры хвалили: хорошо сыграно, прекрасно поставлен русский акцент). Мы выпускали друг в друга магазины холостых патронов и кувыркались на полосах препятствий, а после всего этого возвращались домой - в казарму, где щепетильнейше чистили свои G-трешки.

Если не выезжаем на природу, то трижды в день мы маршируем в столовую (Truppenkueche), часто останавливаемся - видимо, для разнообразия - унтера кричат команды ("links - um!" "Richt - euch!" "Augen gerade - aus!" ("Нале-ва! Смиррр-на! Глаза пррря-ма!" - прим. автора), маршируем дальше. У каждого из нас, я думаю, уже выработался инстинкт: прежде чем покушать - помаршируй.
Больше всего мне нравится завтрак. Его предчувствие во всем теле. Вообще утро. В предрассветных часах присутствует действительно нечто сказочное. Потухающие звезды, теплый ветер из тьмы за казарменной оградой (со временем, проходящим в армии, всякий ветер становится теплым), черные зеркала луж, с всплеском разбиваемые моими сапогами.

Но всезахватывающая цивилизация и во мне оставила жало своего крючка. Иногда и мне не хватает моего компьютера с тропинкой в интернет, телевизора, телефона с голосами друзей. И свободы. Удовольствий стало меньше, вернее удовольствия стали другого рода. Ты начинаешь извлекать их из еды, принятия душа, хождения в туалет, глотка воды из полевой фляжки, из сна - пятнадцатиминутный перерыв в полях, зад на рюкзак, ноги на кочку, голову в подушку каски и об стену какого-то гаража - снов нет, есть только голое удовольствие. И ты снова готов в бой, снова готов куда-то маршировать, бежать, вычислять расстояния с помощью шкалы в бинокле, учить знаки солдатского немого языка, падать лицом в грязь, ползти "до следующего леса" с винтовкой и рюкзаком, прыгать в бетонные подземелья, выискивая в кромешной тьме то маленькое окошко, из которого тебе разрешено всадить в бегущий сквозь поля взвод магазин холостых. Ты выскакиваешь из-под земли (в левом кармане бренчат три нерасстрелянных патрона на память), питаешься от полевой кухни ("хорошо помаршировал!"), наскоро куришь и бежишь далее (в правом кармане трясется оставленный про запас банан), чтобы снова маршировать, вычислять, падать, ползти и стрелять. Чтобы, обходя с тыла, услышать новогодне-хлопушечный треск и через секунду понять, что стреляют по тебе. Ты кидаешься на землю и ползешь дальше, у самой оборонительной точки вскакиваешь и этаким Рэмбо стреляешь в щель, кидаешь тут же подобранный сучок-гранату, получаешь его назад, пытаешься лезть в рукопашную... Macht richtig Spaаааss... ("Ну ооочень весело..." - прим. автора)

5. Перед распределением мы получили листки, в которых должны были указать причины (если таковые имеются) желания (если имеется таковое) следующие восемь месяцев служить службу поближе к дому. Я посмотрел, какие глупости пишут в листочках мои знакомцы, и в пылу остроумия решил написать что-то из ряда вон. И написал, полувшутку-полувсерьез: "Freunde, die mir helfen, gegen die Selbstmordgedanken zu kaempfen" ("Друзья, которые помогают мне бороться с мыслями о самоубийстве." - прим. автора). Как оказалось позднее, это была самая большая глупость, написанная в тот день. Видимо, ни одна армия мира не понимает шуток. Тем более моих.
И был вечер, и было утро, день последний службы моей бундесверовской. Но я об этом еще не знал, как не знал маленький мальчик, с деревянным ППШ в руках стоящий у огромного костра в пионерском лагере "Зеленый мыс", что через пятнадцать лет он будет служить в немецкой армии. Мы выехали в лес на двухдневное учение. Мы расположились группами, поставили палатки, зажгли костры в ямах, вырыли окопы передовой, протоптали дорожки от окопов до костров и дальше - к палаткам начальства. Мы поели, получили патроны и стали ждать врага. Врагом была группа младших офицеров, готовившаяся проникнуть в сердце нашего отряда с юга любыми методами. Мы же любыми методами должны были этого не допустить.
До полуночи все это было забавно и интересно, но ровно в двенадцать, когда я в очередной раз заступил на пост, я понял, что сейчас засну. И если бы я продолжал лежать в позиции "Stellung" ("Воздух!!!" - прим. автора), как предписано уставом, я бы заснул всенепременно. Но я встал, разбудил задремавшего напарника, и все оставшееся время мы простояли, как пни, временами засыпая стоя и слыша сквозь сон, как - медленно-медленно - приближается по дороге наш патруль. "Parolle - Panzer - Schreck - Keine besonderen Vorkomnisse - Alles klar, geht weiter - Alles klar, schlaft weiter..." ("Пароль - Танк - Страх - Ничего необычного не замечено - Ясно, идите дальше - Ясно, спите дальше" - прим. автора) За каждым вторым деревом мерещился стоящий человек, особенно в минуты висящих в небе наших осветительных ракет, но на врага было уже плевать, покуда он не появлялся слишком близко. Мы все-таки неплохо играли наши роли... А через час мы с напарником, замерзшие и счастливые, шли к костру и беседовали "по душам" с нашими - двумя - группенфюрерами. Или спали в обледеневшей палатке, завернувшись в спальные мешки.

Все два дня я как истинный солдат курил "Беломор", оставшийся у меня еще от летней поездки в Россию, чем постоянно вызывал священный ужас моих однополчан. Я мог бы наверное стать прекрасным рекламным агентом ленинградской табачной фабрики им.Урицкого...

А когда это приключение кончилось и мы вновь оказались в нашей теплой казарме, меня направили к психиатру. Еще ничего не подозревая, я высказал ему все свои взгляды на жизнь, а он почему-то решил, что нелюбовь к слабоумным телесериалам обязательно ведет к разрушенной психике и - как следствие - самоубийству. "Selbstmordgefaerdet" ("Подверженный мыслям о самоубийстве" - прим. автора) - был диагноз. И меня в полчаса выставили из бундесвера, видимо, полагая, что каждую минуту я могу скрыться в уборной и скрутить там петлю из солдатского ремня на виселице душа. Бог мой, как забегали и засуетились вокруг меня унтера! Ни одного грубого слова, отведенные глаза, сочувствие в движениях. Я получил зарплату, сдал мой шкафчик без единой гражданской вещицы группенфюреру, трогательно распрощался с сокамерниками и, чувств странных и противоречивых полн, уехал в Киль.

 

Kestrel, 26.04.2004 12:57:43 :

1. Выдача ........замков к нашим пенальным шкафам.

2. У каждого из нас, я думаю, уже выработался инстинкт: прежде чем покушать - помаршируй.
.................... Удовольствий стало меньше, вернее удовольствия стали другого рода. Ты начинаешь извлекать их из еды, принятия душа, хождения в туалет, глотка воды из полевой фляжки, из сна - пятнадцатиминутный перерыв в полях, зад на рюкзак, ноги на кочку, голову в подушку каски и об стену какого-то гаража - снов нет, есть только голое удовольствие.

 

1. Хм! А что в у немцев в казармах тоже барахло тырят? Ну у нас то понятно - по бедности, а у них?

 

Kestrel, 26.04.2004 12:57:43 :

Наверное, каждый нормальный советский мужчина, с детства готовившийся защищать Родину от мифического немецко-американского врага, где-то за бортиком сознания чувствует себя немножко неполноценным, если ни разу в жизни не выстрелил из настоящего автомата, ни разу в жизни не пробовал уложиться в семь секунд при сборке пистолета, ни разу в жизни не стоял на плацу под проливным дождем и ураганным ветром.

 

kAYMAN, 27.04.2004 16:25:10 :

Достмотрелись в бундестаге порно фильмов "шлюхи в армии"

1. Хм! А что в у немцев в казармах тоже барахло тырят? Ну у нас то понятно - по бедности, а у них?

 

Это не победности - это болезнь такая, крысятнечество. Как я убедился болеет ей не только солдаты из бедных семей, но и вполне благополучных

 

madterm, 29.04.2004 08:02:33 :

У нас, В Армии США, замков не ставят, и хотя случаи крысятничества случаются, обычно солдаты сами "лечат" от етой болезни.