Отмена крепостного права - 150 лет

---

...

Николай I создал около десятка различных комиссий для упразднения крепостного права. Однако их работа сталкивалась с резким противодействием помещиков. Один из разработчиков крестьянской реформы — министр государственных имуществ при Николае I Павел Киселев. Он предлагал проект освобождения крестьян еще Александру I в 1816 году.

По его мнению, освобождение крестьян не нуждалось ни в особых государственных актах, ни в согласии помещиков — крестьян могли забрать у них за долги. Достаточно было принудительно выкупить заложенные имения и возместить помещикам разницу между стоимостью имения и накопленной недоимкой по просроченным кредитам. Тогда большинство имений перешло бы к государству, а крестьяне стали бы государственными, то есть, по сути, лично свободными.

Предприниматель Василий Кокорев предлагал выкупить крестьян на волю с помощью специально созданного частного банка. Он считал, что крестьян надо освобождать с землей, а помещикам выплатить компенсацию с помощью кредита этого банка в течение 37 лет.

По похожему пути пошла Германия, тоже отменившая у себя крепостное право. Там государство выделило значительные суммы из бюджета, чтобы покрыть выкупную задолженность освобождаемых крестьян. Также была создана сеть финансовых учреждений, кредитовавших освобожденных крестьян под залог урожая. Освобождение германских крестьян завершилось к середине 1850-х годов. Бывшие крепостные вскоре превратились в свободных фермеров.

Такая схема требовала государственных расходов. Потом они бы окупились с лихвой. Но на тот момент в казне Российской империи был дефицит и идти на дополнительные траты правительство Александра II не желало. Была выбрана иная схема, не предполагавшая бюджетных расходов. Даже наоборот, госбюджет остался в выигрыше.

Манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» был подписан царем 19 февраля (по нынешнему календарю — 3 марта) 1861 года. Крестьяне получили статус лично свободных граждан, право владеть имуществом и само имущество как таковое в виде домов и личных построек. Также крестьяне объединялись в самоуправляемые «сельские общества». Земля сохранялась за помещиками. Те, в свою очередь, обязаны были предоставить крестьянам в пользование придомовый участок. Чтобы крестьяне могли себя прокормить, сельским обществам выделялись полевые наделы, которые распределялись между отдельными крестьянами. Но самое главное, что за пользование этой землей крестьяне должны были отрабатывать барщину или платить оброк в течение восьми лет. А долг государству за выкупленные наделы «сельские общества» отдавали в течение 49 лет.

Да, пороть крестьянина на конюшне и набирать себе в гарем крестьянских девок помещик уже не мог. Но крестьяне по-прежнему работали на помещика. И назывались они «временнообязанными».

...


Реформа дала 10 миллионам крестьян 34 миллиона десятин земли, или 3,4 десятины на душу. А для обеспечения прожиточного минимума требовалось от 5 до 8 десятин. Разорение значительной части крестьянства было неизбежным.

Но обогатились ли помещики? Переданная «сельским обществам» надельная земля была оценена в 1 миллиард 218 миллионов рублей. Из них 316 миллионов рублей вычли из оценочной суммы в пользу государства в счет задолженности перед банками и государственными кредитными учреждениями. Оставшиеся 902 миллиона рублей тоже были выплачены не реальными деньгами, а пятипроцентными банковскими билетами и выкупными свидетельствами. Эти бумаги котировались на бирже значительно ниже номинала.

Но даже при таком надувательстве со стороны государства помещики все же получили значительные суммы. Внук Николая Карамзина Владимир Мещерский писал в своих «Воспоминаниях», вышедших в 1864 году: «В каждую семью, в каждый дом сваливались с неба крупные тысячные суммы в виде выкупных свидетельств, сначала котировавшихся на бирже очень низко, чуть ли не на 18 процентов ниже номинальной стоимости, и вот эти-то выкупные продавались и превращались в капиталы, на которые одни бросились в заграничные поездки, а другие стали жить очень роскошно в Петербурге и в Москве. Замечательно было, что только меньшая часть тогда владельцев выкупных, ввиду низкой их цены, решилась выжидать повышения цен; большая же часть с изумительною легкостью бросилась их реализовывать… На деле после выкупной операции начался исторический процесс разорения дворянства, все это понимали».

Получается, что крестьянская реформа 1861 года в конечном итоге разорила и крестьян, и дворян. Зато выиграла государственная казна, которой удалось сократить, а затем и вовсе свести к нулю бюджетный дефицит.

...

---

Карикатура «Крестьянин, летящий в омут» сопровождалась комментарием: « Переход крестьян от крепостного состояния в срочнообязанное».

Вопреки распространенному заблуждению, крестьяне крепостные большинства сельского населения России к 1861 г. уже не составляли. И

По данным ревизии 1858 г., крепостных было не более 37% населения, или 23,1 млн. чел. (все население империи в 1858 г. составило 62,5 млн.). В некоторых густонаселенных губерниях: Архангелогородской, Лифляндии, Курляндии, Эстляндии (здесь крепостное право отменено было еще в 1816 г.), Эриванской, Шемахинской, Дербентской, их не было совсем. Не было их и в населенных казачеством землях Войска Донского, Черноморского казачьего войска, Семипалатинской губернии. Однако исторически сложилось так, что как раз в "исконно русских" областях страны общее число крепостных все-таки являлось довольно значительным.

 

Книга Бориса Григорьевича Литвака "Переворот 1861 года в России. Почему не реализовалась реформаторская альтернатива?" (М.: Политиздат, 1991), бесспорно, является, одной из интереснейших монографий, когда-либо написанных советскими историками России. Ее отличает не только обилие фактов, ссылок, но и превосходный язык, доступность изложения. Объясняется весь механизм реформ, анализируется их влияние на процесс развития капитализма. Также реформа рассматривается на примере жизни и деятельности исторических личностей: Александра II, М. П. Позена, Я. И. Ростовцева, Н. А. Милютина, В. А. Черкасского, А. И. Герцена, Н. П. Огарева/

По закону 19 февраля 1861 г. крестьяне получали в пользование избы с огородами и земельные наделы, если они были у них по спискам 10 ревизии (1858 г.). Полностью лишались наделов крепостные крестьяне южного берега Крыма, где находилось много имений членов царской семьи и титулованной знати (!). Совсем не обеспечивались землёй бывшие дворовые.

 

Карикатура 1860-х годов на аграрные отношения в пореформенный период сопровождалась текстом: «Что ты, мужичок, на одной ноге стоишь? Да другую, вишь, поставить некуда. Везде вашей милости землица. Боюсь, еще за потраву судить будете».

Немного о крепостном праве в Эстляндии.

---

Пример 2. Очень важные и интерес-
ные результаты о развитии помещичьего
и крестьянского хозяйств в XVII–XIX вв.
получили эстонские историки, активно
применяющие математические методы
анализа (в частности, корреляционные
модели) [9]. С помощью корреляционного
анализа они установили, что между по-
мещичьим и крестьянским посевами и
между крестьянским и помещичьим посе-
вами вместе взятыми, и крестьянским
посевом существовала прямая, а не об-
ратная, как предполагалось прежде, и
тесная связь – коэффициенты корреляции
составили соответственно 0,83 и 0,84. Это
показывает, что возрастание помещичье-
го посева не было связано с сокращением
крестьянского, а наоборот, сопровожда-
лось ростом последнего. Наконец, разме-
ры барщины и размеры крестьянских по-
севов тоже находились в прямой и тесной
связи – коэффициент корреляции между
ними равнялся 0,81, что подтверждает
наблюдение о том, что увеличение повин-
ностей сопровождалось расширением
крестьянского хозяйства.
Таким образом, на основании корре-
ляционного анализа эстонские исследова-
тели сделали вывод о том, что в Эстонии
XVII – первой половины XIX в. помещик
материально заинтересовывал крестьяни-
на в развитии как барского, так и кресть-
янского хозяйства, сочетая внеэкономи-
ческое принуждение с экономическим.
Именно это сочетание обеспечивало не-
прерывный рост сельскохозяйственного
производства в Эстонии в крепостную
эпоху.

---

---

Бездненское выступление 1861, выступление крестьян Казанской губернии в ответ на крестьянскую реформу 1861. Началось в апреле 1861 в
с. Бездна Спасского уезда, где крестьянин Антон Петров истолковывал некоторые статьи «Положений 19 февраля» в интересах крестьян. В его толковании настоящая воля заключалась в том, что крестьяне не должны работать на помещика и что вся земля принадлежит крестьянам. Известия об этом быстро распространились, и в Бездну стали стекаться крестьяне, численность которых дошла до 10 тыс. чел. Волнение охватило свыше 75 сёл и деревень Спасского, Чистопольского и Лаишского уездов Казанской губернии, ряд уездов Симбирской и Самарской губерний. Крестьяне отказывались повиноваться местной администрации, выбирали должностных лиц из своей среды, отказывались исполнять барщину, делили помещичий хлеб. 12 апреля в Бездну вступили 2 роты Тарутинского полка под командованием генерал-майора графа А. С. Апраксина. Крестьяне категорически отказались выдать Петрова. Его арестовали только после шести залпов по безоружным крестьянам. Согласно официальным данным, было убито 91 и ранено 87 человек. По сообщению врача, лечившего раненых, общее число жертв превышало 350 чел. Распоряжением Александра II Петров был предан военному суду и 19 апреля 1861 публично расстрелян. Многие крестьяне были наказаны розгами и приговорены к тюремному заключению. Расстрел безоружных крестьян вызвал возмущение и протест демократической интеллигенции в России и за границей. Студенты Казанского университета и Духовной академии организовали демонстративную панихиду по жертвам бездненского расстрела, на которой с речью выступил А. П. Щапов. Несколько статей бездненским событиям посвятил «Колокол» А. И. Герцена (1 и 15 июня, 1 июля 1861; 15 февраля, 1 и 15 марта 1862). Бездненское выступление 1861 и отклики на него явились важным элементом революционной ситуации 1859—61 в России.


Лит.: Крестьянское движение в 1861 г. после отмены крепостного права, ч. 1—2, М.—Л., 1949; Бездненское восстание 1861 г. Сб. документов, Казань, 1948.

---

В селе Бездна крестьянин Антон Петров истолковывал некоторые статьи «Положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости» в интересах крестьян. В частности, один из пунктов образца уставной грамоты, в котором было сказано «после 10-й ревизии отпущено на волю столько-то» он растолковал таким образом, что царь дал волю уже в 1858 г., помещики это скрывали, поэтому вся земля принадлежит крестьянам и хлеб, собранный и проданный в продолжение 2 лет, надо взыскать с помещиков.

Известия об этом быстро распространились, и в Бездну стали стекаться крестьяне, численность которых дошла до 10 тыс. чел. Волнение охватило свыше 75 сёл и деревень Спасского, Чистопольского и Лаишского уездов Казанской губернии, ряд уездов Симбирской и Самарской губерний — крестьяне отказывались работать на барщине, делили помещичий хлеб, отказывались повиноваться местной администрации, выбирали должностных лиц из своей среды.

12 апреля в Бездну вошли две роты Тарутинского полка под командованием генерал-майора графа А. С. Апраксина. Около дома Антона Петрова собралась толпа числом до 5000 человек. Апраксин потребовал выдать Петрова, но ему кричали: «Нам не нужно посланного от царя, но самого царя давай нам; стреляйте, но стрелять вы будете не в нас а в Александра Николаевича». После этого по приказу Апраксина было произведено шесть залпов по толпе, в результате чего, по донесению Апраксина, было убито 51 человек и ранено 77 (по другим сведениям — 87). Только тогда толпа рассеялась, а Антон Петров вышел из дома, неся Положение о крестьянах над головою, и был арестован.

На рапорте Апраксина Александр II написал: «Не могу не одобрить действий гр. Апраксина; как оно ни грустно, но нечего было делать другого». По приговору военно-полевого суда, учрежденного по распоряжению императора, Антон Петров был 19 апреля 1861 г. публично расстрелян. Из 16 крестьян, преданных военному суду, 5 были приговорены к наказанию розгами и заключению в тюрьму на разные сроки. большое количество крестьян было наказано розгами и сослано.

Расстрел безоружных крестьян вызвал возмущение и протест в России и за границей. Даже казанский военный губернатор Козлянинов в своем донесении от 22 апреля министру внутренних дел писал: «Числом жертв он [Апраксин] вызвал здесь негодование многих, тем более, что, кроме непреклонного упорства в ложном толковании и невыдаче Петрова, крестьяне не буйствовали, ни вреда сделать никому не успели и были 12 числа совершенно безоружны». Студенты Казанского университета и Духовной академии организовали демонстративную панихиду по жертвам бездненского расстрела, на которой с речью выступил А. П. Щапов. Несколько статей бездненским событиям посвятил «Колокол» А. И. Герцена (1 и 15 июня, 1 июля 1861; 15 февраля, 1 и 15 марта 1862).

Казанское же дворянство бурно выражало свой восторг действиями Апраксина. «Радости их, — писал в письме адъютант казанского губернатора Половцев, — при получении известия о стрельбе не было конца; многие публично пили шампанское и поздравляли друг друга с успехом; мало того, слабые женщины и те выказывали свою радость и жалели только о том, что убитых было слишком мало».

 

Кандиевское восстание — волнения среди крестьян сел Кандиевка и Черногай Пензенской губернии России, а также ещё нескольких поселений Пензенской и соседней Тамбовской губернии, возникшее в апреле 1861 г. после обнародования условий освобождения крепостных крестьян в 1861 году.

...

2 апреля крестьяне села Высокого, принадлежавшего помещику Кожину, заявили, что от них власти скрывают подлинный манифест, прогнали управляющего и всех должностных лиц вотчинного управления. Местный 65-летний молоканин Леонтий Егорцев выдавал себя за великого князя Константина Павловича и призывал крестьян добывать «настоящую волю» и истреблять всех помещиков и чиновников. Восставшие крестьяне ездили поднимать на восстание соседние села, прикрепив к телегам шесты с красными платками. 5 апреля крестьяне села Покровского (1000 крепостных), возглавляемые прибывшим Егорцевым, захватили господский двор и вотчинную контору, избили бурмистра и конторщика, разобрали помещичий скот. Отказались подчиняться властям также более 5 тыс. крестьян села Поим и прилегавших к нему селений, принадлежавших графу Шереметеву.

10 апреля вооруженные косами и кольями крестьяне села Черногай заставили отступить роту Тарутинского полка, захватив нескольких местных чиновников. Затем восстали крестьяне села Кандиевка Керенского уезда с населением более 900 чел. (ныне входит в состав Башмаковского района). 6 апреля они отправили ходоков в село Высокое, где им сказали, что есть указ царя, в котором «дана воля без всяких работ на помещика». 7 апреля в село прибыл становой пристав для ареста зачинщиков, но крестьяне его выгнали. Начались волнения в селах Большой Буртас (Знаменское), Троицкое, Подгорное, Орлев, принадлежащих графам Виельгорским, и селе Черкасском и др. селениях, принадлежащих помещику Охотникову (с населением более 4 тыс. человек). К 10-м числам апреля восстание охватило около 30 селений, включая села Липовка, Каменка, Громок Моршанского уезда соседней Тамбовской губернии с населением около 3 тыс. человек.

...

Для усмирения волнений была привлечена воинская команда в составе 5 рот Тарутинского и Казанского полков под командованием генерала А. М. Дренякина. 14 апреля войсками был занят Поим, 15 апреля Дренякин с войсками вошел в Черногай и арестовал 12 зачинщиков, 16 апреля было занято село Высокое. 18 апреля была окружена Кандиевка, где к этому времени собралось около 10 тыс. повстанцев, которые вооружились топорами и косами. На увещевания властей они отвечали: «Не повинуемся, умрем за Бога и царя»[2]. Толпу удалось рассеять после трех залпов в упор и штыковой атаки роты солдат. Было убито на месте 8, ранено 26 (из них затем скончалось 11) человек.

Всего при подавлении восстания, по официальным данным, с 3 по 30 апреля были убиты войсками 14, ранены 31 чел. По делу о восстании было осуждено 174 человек, 114 из них было сослано на каторгу и на поселение в Сибирь.

 

Вопрос по поводу права помещика покупать-продавать крепостных разлучая при этом семьи. Ну понятно, что отнимали детей у родителей, жесть конечно, а могли ли разлучить мужа и жену? Ведь крепостных же тоже венчали.

Статья видного (буквально в учебники попал) американского экономиста польского происхождения Е.Домара.

---

Целью данного эссе является представление, или, более точно, возрождение гипотез, рассматривающих причины аграрного крепостного права или рабства (эти термины используются здесь взаимозаменяемо). Эти гипотезы были предложены Ключевским, на основе русского опыта шестнадцатого и семнадцатого столетий, но имеют более широкое применение1. Согласно Ключевскому, примерно со второй половины пятнадцатого столетия Россия оказалась втянутой в долгие и тяжелые войны с западными и южными соседями. Эти войны требовали больших усилий, поддерживать которые только за счет поступления налогов, для государства оказалось невозможным. Поэтому правительство начало выделять земли (поместья) помещикам, которые должны были для их поддержания и вооружения использовать крестьянский труд (непосредственно, и/или через выплаты натуральными продуктами и/или деньгами). Взамен, помещик предоставлял крестьянам ссуды, и позволял им, тогда еще свободными людям, пользоваться всей его землей, или частью ее, для их собственных нужд. Однако эта система работала, скорее, плохо, из-за недостатка рабочей силы. Среди землевладельцев развилась сильная конкуренция, помещики оказались окруженным мирскими и клерикальными магнатами. Но, начиная с середины шестнадцатого столетия, дела для помещиков пошли особенно тяжело. Центральные районы страны стали испытывать недостаток населения в связи с миграцией крестьян в новые завоеванные земли на востоке и юго-востоке. Под давлением класса помещиков и по определенным другим причинам, правительство постепенно ограничивало свободу передвижения крестьян, которые к тому времени уже находились в безнадежном долгу у землевладельцев. Крестьяне стали крепостными к середине семнадцатого столетия, хотя сам процесс становления крепостного права продолжался многие десятилетия.

...

Это очень приблизительное изложение истории Ключевского, которое вряд ли отдает ему должное, но которое вполне послужит моим целям до Части II настоящей работы. Как и многие историки, он собрал и описал относящиеся к вопросу факты (сделав это прекрасным русским языком), но остановился, не дав им аналитического объяснения.

Экономист переработал бы изложение Ключевского следующим образом: Помещики пытались жить на ренту (в той или иной форме), которую они собирали со своих владений. Но владения не могли собрать достаточный объем ренты по той простой причине, что земли в России не были достаточно дефицитными по отношению к рабочей силе, и по иронии судьбы, стали еще менее дефицитными в результате завоеваний России. Фактором нехватки в аграрном производстве была не земля, а рабочая сила. Следовательно, дать доход помещику, или любому классу землевладельцев, не работающих на своей земле, могло дать владение крестьянами, а не землей.

Усилить доводы (если есть какая-либо необходимость в усилении), и способствовать их дальнейшему развитию может простая экономическая модель. Предположим, что единственными факторами производства являются рабочая сила и земля (без учета капитала и управления). Предположим также, что земля имеет однородное качество, и что она доступна повсеместно. Доход от приложения рабочей силы к земле также не уменьшается. Как средняя, так и предельная производительность труда остаются постоянными и равными. И если конкуренция среди работодателей приводит к увеличению оплаты труда до этого уровня (как можно было бы ожидать), то рента с земли, как некоторое время назад продемонстрировал Рикардо (Ricardo), собираться не может. В отсутствии конкретных противодействующих мер правительства (описанных ниже), страна будет состоять из ферм семейного размера, поскольку наемный труд, в любой форме, будет либо недоступен, либо невыгоден - плата за труд наемному работнику, или доход проживающего на ферме будет, по меньшей мере, равной тому, что он мог бы получить на собственной ферме. Если работник получает так много, то работодателю не будут оставаться излишки (рента).

- то есть получаем страну крестьянской утопии; она по-своему прекрасна, но под внешним натиском эта идиллия мгновенно будет уничтожена. Это всё не касаясь пока известной нереалистичности базовых положений простейшей модели, Домар их сам отмечает дальше. (F.)


Неработающий класс помещиков или другие классы могли бы быть поддержаны правительством за счет налогов, взимаемых (прямо или косвенно) с крестьян, но тогда правительство не смогло бы поддерживаться себя за счет земельной ренты.

Делая шаг в сторону реальности, снимем предположение о доступности одинаковой земли, и добавим к факторам производительности вложение капитала (затраты на расчистку, питание, семена, домашний скот, строения и принадлежности), и расходы на управление. Люди, владеющие капиталом, или обладающие исключительным опытом, или владеющие лучшей, чем в среднем, землей, теперь могут платить наемным рабочим надлежащую оплату (или использовать проживающих на ферме работников), и при этом получать излишки. Но, поскольку сельскохозяйственный опыт легко приобретается, объем капитала для начала собственной фермы невелик, а доход на душу населения относительно высок (из-за изобилия доступной земли), то хороший работник может со временем накопить или взять в долг достаточно средств, чтобы начать свое дело.

- тут действительно приблизились к реальности, но еще не учли очень важный в российских реалиях фактор - нестабильность урожая от году к году. Забегая вперёд, скажу, что дальше он также нигде не учитывает этот фактор - который, не исключено, может поддерживать раз возникшее крепостное право. (F.)


Большинство ферм все еще будут иметь семейные размеры, с поместьями, использующими наемный труд (или труд проживающих в них). Они будут располагаться в местах, где самая лучшая земля (по своему плодородию и/или по местоположению), либо будут специализироваться в деятельности, требующей вложений капитала выше среднего уровня, или использования опытных управляющих. Но до тех пор, пока земля не станет дефицитной, и/или объем капитала, требуемого для создания собственной фермы, не будет слишком велик, маловероятно, что большой класс землевладельцев, требуемых в то время русскому правительству, удастся поддерживать только экономическими силами. Хорошим примером аграрной культуры такого рода могла бы служить Северная Америка в период колонизации и в девятнадцатом столетии.

До сих пор институционная структура формировалась только за счет экономических факторов, без непосредственного влияния со стороны правительства2. Теперь предположим, что правительство решает создать, или, по меньшей мере, способствовать созданию неработающего класса сельскохозяйственных владельцев. В качестве первого шага, оно дает представителям этого класса исключительное право на владение землей. Теперь крестьяне вынуждены работать на землевладельцев, но, до тех пор, пока рабочие могут менять работодателя, конкуренция среди владельцев земли приведет к увеличению оплаты за труд до значения предельного продукта труда. А поскольку эта величина все еще довольно близка к значению среднего продукта (из-за избыточности земли), то оставаться будут слишком малые излишки. Именно такому случаю соответствует ситуация в России перед введением крепостного права.

Следующим и окончательным шагом, который должно предпринять правительство, преследующее свои цели, является лишение крестьян права на свободное перемещение. Как только рабочая сила оказывается привязанной к земле или к землевладельцу, конкуренция между работодателями исчезает. Теперь землевладелец может получать ренту не со своей земли, а с крестьян. Для этого он присваивает большую часть их дохода, и, оставляя им некоторый прожиточный уровень3. Русские крепостные могли оставаться в живых, и даже размножаться, работая на себя половину времени, или меньше, что позволяет предположить довольно высокую производительность их труда (при плохой технике, небольшом капитале, но обильной земле).

Для подведения итогов, здесь сильная версия этой гипотезы (без капитала, управления и т.п.), утверждает, что из трех релевантных элементов аграрной структуры - свободная земля, свободные крестьяне, и неработающие землевладельцы - одновременно существовать могут любые два, но не все три. Комбинация, которая будет принята в реальности, будет зависеть от поведения политических факторов - мер правительства - трактуемых здесь, как внешняя переменная.

Присутствие такой внешней политической переменной серьезно ослабляет эффективность моей модели: само наличие свободной земли, благодаря этой внешней переменной, перестает быть необходимым или достаточным условием существования крепостного права. Наличие земли не является необходимым условием, поскольку до тех пор, пока предельная производительность труда велика, крепостное право может продолжать свое существование, даже при отсутствии свободной земли. Землю могут даже навязывать, как это было в русской Украине в восемнадцатом столетии. Свободная земля также не является и достаточным условием, поскольку, как я говорил выше, без соответствующего вмешательства правительства свободная земля будет, скорее, увеличивать число свободных фермеров, а не крепостных крестьян. По тем же причинам, эта модель не может предсказать конечный результат влияния на положение крестьян изменения отношения земля/рабочая сила. Предположим, что при постоянной земле, технологии, и основном капитале на душу населения, количество населения увеличивается. Экономическое положение крестьян будет ухудшаться (даже крепостные будут эксплуатироваться сильнее), но землевладельцы будут менее склонны к предложению свободы для крестьян. С другой стороны, допустим, что количество населения уменьшается. Крестьянам будет лучше, при условии, что они не становятся менее свободными. Тем самым отношение земля/рабочая сила может привести в движение экономические и политические факторы, действующие в противоположных направлениях.

- последнее (уменьшение населения) имело место в Европе после Чумы, и по распространённому и почти общепризнанному мнению, стало началом заката феодализма. (F.)

...

Несмотря на эти трудности, я все же надеялся бы обнаружить положительную статистическую корреляцию между свободной землей и крепостным правом (или рабством). Такая корреляция и в самом деле была найдена Г. Дж. Нибером (H.J.Nieboer), о котором вы подробнее узнаете в Части III. А как насчет прекращения крепостного права (или рабства)? Традиционно, предполагалось, что оно должно исчезнуть (или действительно исчезло) из-за превосходства, присущего свободному труду. Предполагалось, что это превосходство, вырастающее из более высокой мотивации свободного человека, будет расти с увеличением использования капитала и развитием технологии. Давайте отбросим возможную более высокую надежность раба, и более продолжительное время, которое его могут заставить работать (особенно в традиционных обществах, где безделье ценится высоко). Предположим, что экономика достигла положения, при котором чистая средняя производительность свободного рабочего (Pf) значительно выше, чем у раба (Ps). Отмена рабства, очевидно, соответствует национальным интересам (если только нет насущных военных соображений, перевешивающих экономические соображения, какие были у русского правительства). Но отмена рабства совсем не обязательно отражает интересы отдельного рабовладельца, мотивированного получением дохода, а не патриотическими сантиментами. Он вычислит разницу между оплатой свободного рабочего (Wf) и затратами на обеспечение прожиточного уровня раба (Ws), и откажется освобождать своих рабов, если не будет выполнено условие: Pf - Ps > Wf - Ws. Все это в предположении, что в данной области может использоваться любой вид труда4.

По мере того, как экономика продолжает развиваться, можно ожидать увеличения разницы Pf - Ps. К сожалению, те же самые силы - технологический прогресс и накопление капитала - ответственные за этот эффект, способны увеличить и Wf, в то время как Ws не нуждается в изменениях. Априорно мы не можем сказать, увеличится ли разность Pf - Ps больше, или меньше, чем Wf - Ws. Следовательно, мы не можем быть уверены в том, что технологический прогресс и увеличение использования капитала обязательно снизят доходность от рабов по сравнению со свободным трудом. Многое будет зависеть от природы технологического прогресса. Так хлопкоочистительная машина Эли Уитни значительно увеличила доходность рабовладения, в то время как переход от выращивания зерновых к разведению овец в средневековой Англии мог оказать противоположное влияние, создав избыток рабочей силы (См. Часть II). Американские плантаторы должны были использовать лучшие аграрные методы и больше капитала, чем их коллеги из Латинской Америки, и, особенно, из России, но американцы защищали рабовладение значительно усерднее.

В традиционном обществе, без технологического прогресса и накопления капитала, прекращение рабовладения, как ни парадоксально, случается более определенно. По мере роста числа населения, и перехода общества, в конечном итоге, к мальтузианскому уровню, предельный продукт труда снижается до прожиточного уровня. Теперь труд свободного человека становится для работодателя чуть дороже, чем труд раба, и при этом, предполагается, что он будет более продуктивным и требовать меньше беспокойства. Владение людьми становится бессмысленным из-за большого увеличения числа рабов, и они становятся свободным, при условии, что останутся бедными5. Ценность приобретает именно земля, а рента, собираемая с поместий, создается свободными рабочими, или жителями поместий, без каких-либо принуждений не экономического характера, требуемых для поддержания армии помещиков или бездельников. Если бы только московское правительство могло подождать лишь несколько сотен лет!

- кстати, в принципе, подобная ситуация и начала складываться к 1917 году - население росло быстро, мальтузианский кризис в полный рост. (F.)


Там, откуда я пришел, экономическая модель без эмпирической проверки считается чем-то вроде детектива, у которого отсутствует завершающая глава. Однако мои попытки протестировать представленную модель просто показали мне, что такая работа не для любителя. Я должен сообщить вам результаты своего поверхностного исследования в надежде, что мои ошибки вызовут интерес у специалистов. Я ограничиваюсь случаем России, с небольшими экскурсами в истории Польши и Литвы, Западной Европы и Соединенных Штатов.

1. Россия
Явление, которое должно быть объяснено здесь, это не только развитие крепостного права, но и тот конкретный момент, когда это произошло: до 1550 года русские крестьяне были свободными людьми. Но уже через сто лет они стали крепостными. Относящимися к данному вопросу переменными являются: (1) количество помещиков, которое требовалось военным нуждам московского государства, и (2) плотность населения. Согласно Ключевскому, до середины пятнадцатого столетия, Москва, будучи вассалом монголо-татар, окруженная другими русскими землями, вела очень мало войн за своими пределами. Плотность населения была довольно высокой, так как Москва была наиболее безопасным местом, с незначительными возможностями для эмиграции6. Можно сделать вывод о том, что потребность в большом классе помещиков еще не наступила, и что землевладельцы могли получать ренту со своих владений (более точно, с родовых поместий), не прибегая к крепостной зависимости. Верно, что в России, еще с киевских времен, всегда имелось значительное количество рабов. Хотя в то время, они были, в основном, домашней прислугой, и живущими в семье слугами, а не крестьянами7. С середины пятнадцатого столетия ситуация резко изменилась. Освободившись от власти монголо-татар (официально это произошло в 1480 году, а фактически, раньше), и, объединив ряд российских земель, Москва столкнулась с сильными противниками: на западе это были Речь Посполитая (федерация Королевства Польского и Великого княжества Литовского), и шведы, а на юге - крымские татары. Противостояние с последними продолжалось непрерывно. При этом 50 лет из 103 (с 1492 по 1595 годы) были потрачены на войны против Речи Посполитой и шведов, как и последовавшие за ними 30 лет из 70 (с 1613 по 1682 годы), не говоря уже о Смутном времени, с 1598 по 1613, заполненном гражданскими и зарубежными войнами8.

Военная подготовка армий московитов была невысока, в них было большое количество резервистов. Так, во время Ливонской войны, Иван Грозный поставил под ружье более 300 000 человек. В это время количество помещиков должно было значительно возрасти. Так как торговля и промышленность не имели заметного развития, правительство было вынуждено отводить землю помещикам.

- отмечу, что для этого понадобилась еще и опричнина, отбирающая землю у бояр в пользу нового (и мелкопоместного) служилого дворянства. Домар этого экономического значения не понял. (F.)

Этот процесс начал приобретать большой масштаб во второй половине пятнадцатого столетия, и ускорялся в течение всего шестнадцатого века9. Параллельно с этим количество населения в центральных областях начало снижаться. Покорение всего простора Волги (начавшееся в 1552 году), открыло доступ к большому количеству более плодородной земли, и привлекло широкие массы крестьян, бегущих от высоких налогов, притеснений со стороны Ивана Грозного (печально знаменитая опричнина), и кремлевских вмешательств. Затем настало Смутное время, еще раз опустошившее страну. Уже в шестнадцатом веке среди землевладельцев существовала жесткая конкуренция за крестьян. После 1613 года она только усилилась10.

В наличии оказались оба ингредиента, необходимые для развития крепостного права - высокое соотношение земля/рабочая сила, и решение правительства создать большой класс помещиков. Помимо этого, в том же самом направлении действовали и другие силы. В первую очередь, это было ослабление власти великих князей, как от рук Ивана Грозного, так и в течение Смутного времени. Предлагая крестьянам привилегии и защиту, эти князья весьма преуспели в переманивании крестьян у помещиков. По этой причине они приветствовали свободное перемещение крестьян, в то время как помещики, что вполне естественно, противились этому. Теперь же крестьяне потеряли поддержку своих "друзей"11. Следующая причина лежит в фискальных интересах государства: миграция крестьян, особенно из центра на периферию, мешала сбору налогов12. И, наконец, сами крестьянские общины возражали против эмиграции своих членов. Это было связано с круговой порукой общины за сбор налогов с входящих в нее людей (до тех пор, пока в последующие годы эта ответственность не была взята на себя старостами), и поэтому отъезд некоторых членов общины приводил к тому, что налоговое бремя ложилось на оставшихся до следующей переписи13. Размер настоящей работы не позволяет мне привести дополнительные детали процесса, который постепенно сделал крестьян крепостными. Я также не могу здесь обсуждать расхождения между Ключевским, подчеркивающим, в качестве основного препятствия этому процессу, безнадежность долговых обязательств у крестьян перед своими землевладельцами, и Грековым с Блумом, которые больший акцент делают на принятии соответствующих законов (особенно, на так называемые, «заповедные годы»)14.

Вместо этого я упомяну два дальнейших отражения нехватки рабочей силы в России: первое проявило себя в семнадцатом столетии заменой основного налога на землю налогом на домовладение, и подушным налогом при Петре Великом15. Второе отражение представляет собой интересную культурную характеристику, сохранявшуюся долгое время после того, как исчезла вызвавшая ее причина. Даже в первой половине девятнадцатого века социальное положение землевладельцев в России, как описывается в литературе того времени, меньше зависело от размера принадлежащей ему земли (которая редко упоминается), чем от количества душ (зарегистрированных крестьян мужского пола), которыми он владел16.

...

(дальше про Польшу, Литву и Западную Европу)

---

Противно христианской религии и справедливости делать рабов из людей, которые все получают свободу при рождении; один Собор освободил всех крестьян, бывших раньше крепостными, в Германии, Франции, Испании и т. д.- Сделать подобный резкий переворот не будет средством приобрести любовь землевладельцев, исполненных упрямства и предрассудков. Но вот удобный способ: постановить, что, как только отныне кто-нибудь будет продавать землю, все крепостные будут объявлены свободными с минуты покупки ее новым владельцем, а в течение сотни лет все или, по крайней мере, большая часть земель меняют хозяев, и вот народ свободен.

Свобода, душа всего, без тебя все мертво. Я хочу, чтобы повиновались законам, но не рабов. Я хочу общей цели делать счастливыми, но вовсе не своенравия, не чудачества и не тирании, которые с нею несовместимы.

 

Екатерина II, "МЫСЛИ ИЗ ОСОБОЙ ТЕТРАДИ"

Эти результаты немного удивительны. Согласно традиционной точке зрения, земля составляет основную часть богатства владельца крепостных на Юге (черноземная зона) но не на Севере (нечерноземная зона). Это связано с тем, что на Юге комбинация почвы и климата способствуют земледелию, в то время как на Севере большая часть дохода господина поступает от деятельности его крепостных, не связанной с земледелием.13 Мои вычисления не подтверждают этой точки зрения. Относящаяся к земле доля стоимости поместий в отчетах о продажах оказывается весьма схожей в нескольких зонах. Если уж на то пошло, то данные по нечерноземной зоне слегка выше, чем по другим зонам.14 Возможно, что официальные цены на землю и на крепостных были установлены государственным ссудными организациями настолько произвольно, что даже соотношение цен, используемое в настоящем эксперименте, имеет мало смысла. С дугой стороны, на Юге зерно было дешево, а на Севере оно стоило дорого, особенно до постройки железных дорог, и в цене земли отражалась, скорее, стоимость урожая, чем его количество.15 Эти результаты, определенно, недостаточны, чтобы игнорировать традиционную точку зрения, но они могут быть достаточно хороши, чтобы зародить у читателя сомнения в этой связи.

 

Утверждают, что якобы

отмена крепостного права привела к спаду в промышленности в процентном выражении более
глубокому, чем в результате Великой Отечественной войны.

 

Не встречал ни подтверждений, ни опровержений.

---

...Под «другой приватизацией» я имею в виду Манифест о вольности дворянской Петра III (1762), освободивший дворян от обязательной государственной службы (хотя ряд правительственных решений, которые ему предшествовали, имели ту же направленность, логическая точка в этом процессе была поставлена именно им). В результате принятия этого акта дворяне, которые прежде принадлежали государству, стали принадлежать самим себе. Заодно в их полную собственность отошли земли, с которых они кормились, а также прикрепленные к этим землям крестьяне. Так эмансипация для одних обернулась экспроприацией для других.

До этого момента окружающий мир был устроен в глазах крестьян вполне разумным и понятным образом: дворяне несли государственную службу; они и их семьи нуждались в средствах к существованию; эти средства своим трудом на земле должны были обеспечивать крестьяне. Таким образом, с крестьянской точки зрения доступ дворян к земле был жестко увязан с их пребыванием на службе государства: первое без второго просто не мыслилось. Но отсюда следовало, что «эмансипация» дворян автоматически должна была бы вести к потере ими всяких прав и на землю, и на пользование крестьянским трудом. Поскольку же ничего этого не произошло, в восприятии крестьян «постприватизационный» порядок вещей оказался полностью лишен легитимности.

Многочисленные симптомы делегитмации обнаруживаются повсюду. Достаточно вспомнить о разразившемся вскоре пугачевском восстании; об идее «черного передела», которая примерно в этот период дала о себе знать впервые; о той лютости, с какой отныне при малейшем ослаблении власти крестьяне начинали резать помещиков и жечь усадьбы, и т. п. Но все же самое интересное здесь, пожалуй, другое – а именно то, что на протяжении практически всего «постприватизационного» периода в России сохранялся и продолжал действовать институциональный механизм, который консервировал историческую память о «неправедной приватизации», транслируя ее из поколения в поколение. Конечно же, я имею в виду общину. Именно в ее рамках происходила передача от поколения к поколению информации о том, какая именно деревня какие именно земли у какой именно помещичьей семьи должна отобрать и вернуть себе. Если бы не этот институциональный механизм консервации памяти, то тогда, возможно, оставались бы хоть какие-то шансы на то, что оборот земель, движение людей и смена собственников постепенно привели бы к угасанию памяти о нелегитимном перераспределении собственности, осуществленном в середине 18 в. Вместо этого фактически все делалось для того, чтобы эту память законсервировать, поскольку и российская власть, и российские интеллектуалы общину всячески оберегали и чуть ли на нее не молились – кто по фискальным, кто по идеологическим, кто по узкокорыстным соображениям. В результате историческая память о «неправедной приватизации» просуществовала в почти неизменном виде полтора столетия и в начале 20 в. легитимность в конце концов с треском победила легальность, что обернулось трагедией для всех.

---

...

Я не хочу подробно в это погружаться, но хочу сказать, что эта точка неправильного институционального выбора лежит где-то, примерно, в XV-м — начале XVI-го вв. Тогда, из-за того, что в России по ряду причин практически не было коммунальных республик, купеческих республик, а немногие наличествовавшие были задавлены московской властью, восстановление единого государства после ига реализовалось в несколько другой конструкции. В экономике это произошло вообще парадоксальным образом. В России не было такого редкого фактора, как земля, — земля не была редкостью. Человек был более редким, чем земельный ресурс. По идее из этого следовало, что ценность человека выше, — но эта проблема была решена по-другому. Человека просто привязали к земле. А сделать это можно было только силой государства — возникли специфические явления российского вертикального контракта: крепостничество и самодержавие. Это штука, которая на самом деле коренится в экономической конструкции, в которую вошла Россия вот где-то на рубеже XV и XVI веков. Воспроизведение этого в политической и в экономической сфере происходило неоднократно.

 

-немного смыкается с моделью Домара (см. выше).

...

Вы говорили о том, что вертикальный контракт у нас брался на вооружение изначально, где-то с XV века. В том числе вы объяснили это тем, что не было проблемы земли, и нужно было закрепить человека на этой земле. Скажите, а почему так получилось, что закрепляли именно русских? Татары из Казанского ханства никогда не были крепостными. Как получилось, что самым подневольным населением было русское? Мне интересно, почему тогда этот вертикальный контракт был не до конца проведен.

...

Теперь про закрепощение русских и не русских.

Во-первых, давайте не будем злоупотреблять выражением “вертикальный контракт”. Безусловно, Россия привносила его на все присоединяемые территории. Другое дело, когда мы говорим о крепостничестве.

Ссылаясь на отличную работу Георгия Федотов “Россия и свобода”, я могу объяснить то, как этот принцип приходил в новые области. Георгий Федотов сказал, что Россия открыла способ осуществлять технический прогресс без расширения свободы. То, что не умели делать никакие европейские государства. Крепостническое построение промышленности при Петре и после Петра. Это очень похоже на политику кольберизма, меркантилизма в Англии и во Франции, но это не попытка силой загнать люмпенов в систему наемного труда, а закрепление человека даже не за крепостником, а за заводом. За купцом же было нельзя, и поэтому приписывали к уральскому заводу: уже неперсонализированное закрепление.

Если же говорить о том, были там русские или не русские. У поморов не было рабства, не было крепостничества.

Новикова: Но это море, это север.

Аузан: Север. Но я просто хочу сказать, что были русские, которые не попали в крепостническую систему.

Новикова: Это видно.

Аузан: И, что интересно, эти русские, как на севере — поморы, так и на юге — казаки, часто говорят: “Мы не русские: мы крепостными не были”. Хотя казаки-то точно из беглых, но они начинают отделять себя по этому самому признаку.

Касательно присоединения национальных областей: вертикальный контракт не означает, что там не происходило сговора. Происходил сговор с национальной элитой, происходило поддержание национальных порядков. И обратите внимание на то, что, скажем, в Финляндии и Польше были порядки, максимально приближенные к европейским, и Российская империя признавала эти правила, включая отсутствие крепостничества, выборность парламента, местные денежные единицы и так далее. Вертикальный контракт все равно основан на сговоре, связанном с переговорной силой.

Новикова: В общем, я поняла: крепостничество — это один из возможных инструментов, а там просто были использованы другие.

Аузан: Да. Кроме того, здесь не играет роли национальный признак. Были том числе и этнически русские районы, которые не были этим охвачены, куда крепостничество не дотянулось. Туда русские уходили от крепостничества: в Сибирь, например. Я бы сказал, что вообще Россия не евразийская страна, а евроамериканская, потому что за Уралом начинается типичная Америка.

 

Ну тут они уже конечно всё на бегу, с крепостным правом среди других народов РИ совсем по верхам. Там наверное сложнее, потому что нюансов очень много. И крепостные Малороссии и Белоруссии, и Прибалтики, и на польских землях ЕМНИС. Всяко было. Правда, в Прибалтики (кажется) крепостное право было и до присоедиенения к РИ, так что это выпадает из контекста разговора о вертикали.

Или вот взять Бессарабию, где было своеобразно. Крепостное право как бы было (ну собственно и до вхождения в состав РИ). Но крестьяне крепостными не были или почти не были, во всяком случае в РИ - крепостное право распространялось в основном на боярских дворовых людей, и в целом число крепостных исчислялось ЕМНИС первыми тысячами. В итоге в Бессарабии имело место уникальное историческое явление - еврей-оленевод крепостные цыгане.