Увидел такую историю. Чем-то она меня улыбнула
Год 1981. В Питере уже есть Дворец Молодежи. Свежеиспеченный. Я была в нем всего однажды. Сейчас расскажу, как.
Поздняя осень. Мне 16 лет. Я живая, глазастая, не умеющая еще носить взрослую одежду, и оттого неуклюжая, девочка-подросток. Остроумная и нахальная, умело подкрашенная «почти до взрослого впечатления», при этом оччччень приличная (сразу слышно, как я теперь понимаю), «пороху не нюхавшая». Нецелованная вообще! Знающая, конечно, о существовании всяческих жизненных безобразий и злачных мест (читала), но свято убежденная, что бояться нечего, потому что вот ИМЕННО МЕНЯ никто никогда ни во что подобное не втянет. Поразительны два последствия этого подросткового убеждения. Одно, дальнее, так сказать, заключается в том, что сейчас, чуть ли не четверть века спустя, озирая с горки пройденную дорожку, должна с удивлением констатировать: действительно, никто не втянул. А ведь куда только не заносило! Что же касается ближнего, ситуативного на тот момент, - то о нем сейчас и пойдет речь.
Не помню, как я попала в этот самый Дворец этой самой Молодежи. Дискотека там, что ли, была? Я в жизни не ходила ни на какие дискотеки, так что подозреваю, что меня притащила Анька. Вот помню картинку: мы с Анькой пьем в баре (!) кофе-гляссе.
Анька – это моя подруга-соседка по лестничной клетке. Она старше на год, но суть не в том. Я – глупая школьница, а Анька – студентка 3 курса Серовского Худучилища! Питерцы знают, какой это бордель без кавычек. У Аньки еще и дополнительные предпосылки были, и в семье, и личностные (не будем в это вдаваться), к тому, чтобы отвязаться в таком окружении на полную катушку. Что она и сделала благополучно ровнехонько в описываемый период.
Анька меня повыше, чуть сутуловатая, светлые кудряшки, небольшие синие глаза- взгляд всегда исподлобья, с неожиданной короткой улыбкой. Нос с горбинкой, словно нарочно расслабленные пухлые губы - сейчас я бы сказала: обещающие, но тогда это слово мне не приходило на ум. А вот что приходило: удивляло, почему каждое угловатое движение Анькиных наманикюренных пальчиков «цепляет» взгляд и кажется не просто неприличным – развратным оно кажется! Порочным! У семнадцатилетней-то девчонки! Вот такой персонаж.
И вот сидим мы с этой самой Анькой, с ТАКОЙ Анькой, в баре Дворца Молодежи. И подходят к нам двое. Знакомиться.
Первый приступ барабанной дроби? Бейте.
Мужикам подошедшим было если и меньше тридцати, то ненамного, я думаю. Один был среднего роста миловидный монголоид (казах, как я потом поняла), вежливый, спокойный, совершенно трезвый, кстати, с очень правильной русской речью, что, помню, меня поразило (это сейчас, выйдя замуж за уроженца города Алматы, я узнала, какие бывают казахи
). Второй – повыше, русак, с неподстриженной и плохо промытой блондинистой гривой, резко выдающимся подбородком и в больших очках в черной оправе, по-моему, чуть-чуть подшофе (не очки подшофе, конечно, а он сам).
Эта парочка была настолько далека от моих того времени представлений о романтическом знакомстве, что без Аньки в соседях мне и в голову бы не пришло с ними разговаривать больше двух секунд. Но у нее было другое мнение, и мы стали общаться. Ничего противного в этом не было. Я разговаривала с казахом (звали его, кажется, Нурлан? Пусть будет Нурлан, все равно я точно не помню), а Анька уже прикуривала у очкастого (он назвался Юрой). В процессе каких-то перемещений между фойе, барными стойками, зеркалами и столиками я вдруг обнаружила эту парочку страстно целующейся в уголке. Через пять минут они вернулись из уголка, и, несколько смущенная моим насмешливым взглядом, Анька ответила на невысказанный вопрос: «Ты знаешь, он очень интересный человек…» ;-\
Короче, тогда я этого еще не знала, а теперь знаю, и говорю: все было АБСОЛЮТНО так, как обычно в этих случаях разворачиваются события.
Молодые люди рассказали, что они из Казахстана, с делегацией, живут тут в гостинице, завтра уже уезжают, и, естественно, предложили подняться к ним в номер. Анька – по сценарию – застеснялась. Молодые люди – по сценарию – принялись нас уговаривать. Я воспринимала происходящее, по неопытности, несколько тупо: никак не могла въехать, почему этот вопрос является принципиальным, и какая, собственно, разница, где пить кофе-гляссе. Тем более, что мужики оживленно объясняли, какой изумительный стол накрыт у них в номере по случаю близкого отъезда, и с какими замечательными людьми мы у них в номере познакомимся. Анька кивала хоть саркастически, но молча («стол праздничный, ага… И все в смокингах… сказочники…»), потом с сомнением поглядела на меня и вздохнула. Но совести у нее, видимо, все же не было, как я теперь понимаю, поэтому она спросила меня: ну что? Ты как? – Да мне-то что? - удивилась я, не видя причин не поспособствовать анькиной вновь обнаруженной личной жизни, - пошли, какой разговор… И вот мы поднимаемся в лифте в номер… !!!
…Второй приступ барабанной дроби?…:) А вы не спешите.
В моем любимом фильме «Совершенно секретно» есть такой эпизод. Один из героев спасается от преследования в лабиринте театральных коридоров, и открывает все двери подряд, пытаясь найти, где спрятаться. На первой двери написано: «Реквизит». Герой распахивает эту дверь, и на него падают какие-то вещи и декорации – за дверью нет свободного места. На второй двери написано: «Мусорщик». Герой открывает дверь – и прямо за ней стоит, приветливо улыбаясь, человек в кожаном фартуке и с метлой. МУСОРЩИК, «как и было сказано» ©
Так это я к чему. Я – апологет аффективного способа познания мира, и преобразования, кстати, – это одно и то же. «Внуши сам миру, каким он должен быть.» Вкратце так.
Представляете Анькины глаза: открывают наши мужики дверь в номер, а за этой дверью… - МУСОРЩИК! - огромный праздничный стол, накрытый человек на тридцать. Хрусталь, шампусик, икра и раки. Водочка в графинчиках, не без этого. За столом человек пятнадцать, обоего полу, все одеты более чем прилично, бурно общаются, гитара тренькает в углу, и смолят! – топор можно вешать. По телевизору – программа «Время». Один пьяненький в белой рубашечке мирно себе почивает в глубоком кресле – кто-то ему подушечку подложил…
- А кофе-гляссе вот и нету как раз,… - извиняясь, сказал мне Нурлан, представив нас народу. – Водки не пьешь? Тогда вино есть, сладкое, грузинское. Будешь?
Я совершенно не удивилась, и очень даже «стала». Логического противоречия я вообще не уловила: с моей точки зрения, все происходило правильно и обычно. Потрясенную Аньку я как-то сразу потеряла из виду, потому что, в отличие от нее, почувствовала себя в своей тарелке. Я была очень общительным подростком, кроме того, сильно проголодалась. Женщина лет 30 в светлом костюме (Ирой назвалась) намазала мне икры на булку, положила салатик, ломтики вареного языка… Группа парней в углу обсуждала какую-то повесть в «Юности», я вклинилась, мне были рады, через пятнадцать минут вокруг меня уже кучковались рассказывающие абстрактные анекдоты…
В общем, жизнь бурлила…
Лишнее, что ли, пишу? Вроде бы, нужно закончить повествование на этом? Уже и мораль есть, и все ясно.
А вот и нет. "Это еще не конец, - говорит ковбою внутренний голос." © Вам сегодня повезло: шампунь и кондиционер в одном флаконе.
Потому что дальше случилось еще кое-что, интересное, впрочем, только для товарищей достаточно престарелых, чтобы помнить совесткую жизнь и реалии времен 1981 года. Но, наверное, есть такие все-таки, не я ж одна?
…Минут сорок спустя я заметила, что мой приятель Нурлан все время шепчется о чем-то с каким-то другим парнем, и лица у обоих озабоченные. Потом я увидела, что они, то по очереди, то вместе, исчезают периодически за одной из боковых дверей. Я поймала Нурлана у этой двери и спросила, в чем дело. Он колебался, но вмешался второй парень и объяснил: за этой дверью спит сильно перебравший человек, который опаздывает на поезд. Ему ни в коем случае нельзя опоздать на этот поезд, но он опаздывает, а они не могут никак его разбудить.
Я удивилась. Мысль, что два здоровых мужика не могут решить как-то эту простую проблему, не умещалась в моей голове. Что-то тут было не так… Когда я заглянула, Нурлан стоял возле застеленной гостиничной кровати и аккуратно тряс за плечо плотного казаха средних лет в темном пиджаке с приколотым к лацкану академическим значком. Казах сладко спал, и он вовсе не выглядел таким уж безнадежно пьяным…
- Э, ребята, - снисходительно сказала насмотревшаяся рязановских шедевров я, - что-то навыка у вас нет. – Чайник найдете? Водички налейте. Холодной. Как зовут покойника?
- Асет, - подобострастно подсказал второй парень, и почему-то хрюкнул. Нурлан принес чайник.
- Пиджак ему не мочить? Ладно, мы аккуратненько,… - я подошла к изголовью: - Асет! Асе-ет! – крепко треснула спящего по щекам с каждой стороны и тут же начала лить на лоб струйку воды. Потом повторила экзекуцию… Не прошло и двух минут, как покойник воскрес. Он уселся на кровати, вытер воду с лица, и ошалело посмотрел на меня мутным вгзлядом. И тут же я услышала хлопок – мужики выскочили из комнаты прежде, чем воскресший смог их заметить.
- Вам на поезд пора, - ласково сказала я, удивляясь, что меня бросили объясняться. Воскресший мутно смотрел на меня еще с полминуты, потом в глазах у него появилась мысль. Он коротко кивнул:
- Спасибо. Выйдите, пожалуйста. Я переоденусь.
Я вышла. Нурлан кинулся мне навстречу, а второй парень, поколебавшись, боком протиснулся в дверь. Вышел он оттуда через пару минут – сияющий, хлопнул меня по плечу и быстро налил себе водки.
- Ну, спасибо, зайка, - проникновенно поблагодарил Нурлан. – Камень с души. Молодец.
- Глупости какие, - пожала я плечами. – Делов-то!
- Ну да,… - радостно сказал Нурлан, держа почему-то руку у горла. - Тебе, конечно, глупости. Это первый секретарь алма-атинского обкома комсомола. А ты его... по мордам...
Я призадумалась и опасливо посмотрела на свою ладонь. Потом спросила неуверенно:
- Ну и что…?
- Да ничего… Если следов не осталось… У него в девять утра доклад в Москве… В ЦеКа.
"Вот теперь конец, - говорит внутренний голос." ©:)