Fakir> Не столько философия авиации, сколько авиация и философия...
Ах, вон оно где в первоисточнике-то:
27.05.2015 00:01:05
Авиация в русской литературе и поэзии – 4
Елена Желтова
Об авторе: Елена Леонидовна Желтова – историк науки, эссеист, кандидат технических наук, ведущий научный сотрудник Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН.
Робер Делоне, «Дань уважения Блерио», 1914 год.
Появление в начале XX века аэропланов затронуло глубинный пласт человеческого бытия, связанный с древней и таинственной мечтой о полете. При виде летящего аэроплана люди испытывали сильные, невыразимые словами чувства и, естественно, стремились соотнести их с уже укоренившимися в культуре представлениями о полете.
// Дальше — www.ng.ru
Дирижабли Парщикова и аэропланы Таврова
Авиация в русской литературе и поэзии – 4
Елена Желтова
Елена Леонидовна Желтова – историк науки, эссеист, кандидат технических наук, ведущий научный сотрудник Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН.
Появление в начале XX века аэропланов затронуло глубинный пласт человеческого бытия, связанный с древней и таинственной мечтой о полете. При виде летящего аэроплана люди испытывали сильные, невыразимые словами чувства и, естественно, стремились соотнести их с уже укоренившимися в культуре представлениями о полете. И, как мы видели, у многих русских поэтов ранняя авиация рождала ассоциации с христианскими мифологическими сюжетами полета.
«И поэты и летчики…»
Летчики, в свою очередь, говорили о «неземных», «божественных» переживаниях в полете на аэроплане. «Голубоватый эфир, любовно носивший меня в своих бархатных объятиях, мне родственней земли», – признавался бесстрашный русский авиатор Сергей Уточкин. «Было жутко-ново до божественности ощущенья, до ясности райских галлюцинаций…» – вспоминал свой полет над Парижем обучавшийся тогда «летному делу» в школе Блерио Василий Каменский.
Чуткая к прорывам от земного к высшему, «надмирному» Марина Цветаева отметила это общее для первых летчиков и писавших об авиации поэтов стремление увидеть в полетах аэропланов возможность непосредственного приближения к Богу, но определила его как напрасное...
Марина Цветаева, как и Александр Блок, считала, что авиация никакого отношения к полету души и духа не имеет.
...
В конце 1990-х лидер метареализма поэт Алексей Парщиков (1954–2009) обращает внимание на дирижабли. Парщиков живет в Кёльне и наблюдает, как ветераны дирижаблестроения пытаются возродить строительство «летающих сигар». В своих заметках он пишет: «Один мой английский собеседник, военный историк, говорил, что пилоты и строители дирижаблей отличались особым характером и мировидением… Эти люди ощущали доисторическую «природность», были в душе мифофилами».
И это действительно было так. Хуго Эккенер, журналист и ближайший советник Фердинанда Цеппелина, знаменитого конструктора первых, появившихся в начале XX века дирижаблей, оставил такое воспоминание о полете цеппелина: «Это была не «серебряная птица, парящая в воздухе», как обычно описывают, но скорее неслыханная серебристая рыба, плывущая безмолвно в воздушном океане и пленяющая глаз подобно фантастической, необычайной рыбе, увиденной в аквариуме. И это сказочное видение, которое, казалось, уплывет, озаренное солнечным светом, и растает в серебристо-голубой дали неба, представлялось прибывшим из другого мира и возвращающимся в этот неведомый мир, подобно мечте. Это видение казалось таинственным посланником с мифического «Острова Блаженства», в существование которого в потаенных глубинах своих душ люди все еще верят».
...
Аэроилиада Андрея Таврова
Алексей Парщиков привлек внимание к дирижаблям другого поэта и писателя Андрея Таврова. Человек глубокого духовного опыта, Андрей Тавров – автор романа о выдающемся философе-мистике Владимире Соловьеве, воспоминаний о священнике Александре Мене, нескольких книг эссе и стихов – всматривается в дирижабли: «Созерцание дирижабля в небе завораживает… Греза о полете обладает каким-то неопределимым свойством – изымать грезящего из потока времени… Сам по себе дирижабль воплощает у всех на виду один из глубиннейших архетипов человеческого подсознания – эллипсообразный объем... Мало того, что он, как все архетипические вещи, не только противится времени, но он к тому же еще и увлечен этой архетипической энергией в область, выпадающую из времени, время превышающую, он находится у нас – над головой, на виду».
То есть созерцание дирижабля инициирует в человеке предчувствие и даже переживание вневременного бытия.
Вот как у Таврова в поэме «Проект Данте» появляется перед своей посадкой и гибелью самый большой в мире немецкий дирижабль «Гиндербург» (сгоревший в 1937 году меньше чем за минуту при приземлении в Лейкхерсте):
Какой к черту сон!
Торчали в баре за бренди,
шлялись у летного поля
потом появилось солнце.
А потом он – громада больше
титаника в воздухе,
облитый розовым.
Все словно с ума посходили,
когда он так вот завис,
Что соглашенье?
Не в свастике дело –
в белом айсберге над головой –
вес ушел из ног напрочь…
В поэме «Проект Данте» большой раздел посвящен дирижаблям. Андрей Тавров фактически пишет «аэроилиаду» о гибели дирижаблей до, во время и после Первой мировой войны, где вслед за исчезновением дирижаблей уходит из земной жизни мерцающий модус вечного. Но для нас интересно другое.
Вдохновившись вслед за Парщиковым дирижаблями, Андрей Тавров всматривается и в раннюю авиацию. По его мнению, первые причудливые крылатые машины еще не оторвались от «сновидческой сущности полета», «от его духа» и были скорее аппаратами «для духовных прыжков, чем для технической эксплуатации».