Крейсер "Коминтерн"

Atxa>> И еще

Atxa>>> И еще

Atxa>>>> И еще

Atxa>>>>> И еще

Atxa>>>>>> И еще

Atxa

СПАСИБО ОГРОМНОЕ!!!

1 - очень интересно - если ещё у Вас есть что-то: воспоминания устные, хоть что-то письменное - сейчас есть возможности опубликовать.
2 - ведь - сохранились и хранятся у людей!!! Фото!
с лицом СМИРНОВА наверху!!!

СМИРНОВ П.А.
В 1935-1937 гг. — начальник политуправления Ленинградского военного округа. С июня 1937 г. — начальник Политического управления РККА, с октября того же года одновременно заместитель наркома обороны СССР. В конце декабря 1937 г. с образованием наркомата Военно-морского флота СССР становится первым его наркомом — членом правительства СССР.
Депутат Верховного совета СССР первого созыва. Член Военного совета при наркоме обороны СССР. Награжден орденами Ленина (1938) и Красного Знамени (1921). 
Арестован 30 июня 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 22 февраля 1939 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 23 февраля 1939 г. Определением Военной коллегии от 16 мая 1956 г. реабилитирован.

3. КТО в ТЕме про ЧФ - что за Поход 1938. Там - Смирнов был? Или просто "в его/это время"...?

murzik>
murzik> 3. КТО в ТЕме про ЧФ - что за Поход 1938. Там - Смирнов был? Или просто "в его/это
время"...?

Видимо имеется в виду переход лк "Парижская коммуна" с Балтики на ЧФ

Это не об этом лейтенанте речь?
Фамилия Куханов Добавить доп.информацию
Имя Алексей Подсказка по вводу доп.информации
Отчество Иванович Добавить в избранное
Последнее место службы чф 2 бат. кр. "комминтерн"
Воинское звание ст. лейтенант
Причина выбытия осужден
Дата выбытия 27.05.1942
Название источника информации ЦВМА
Номер фонда источника информации 920
Номер описи источника информации 2
Номер дела источника информации 29

О предотвращении угона в 1942г крейсера "Коминтерна" в Турцию написано в воспоминаниях Я.В. Вострикова, участника этих событий, и опубликовано на Проза.ру


Вот, что там написано: В Севастополь я прибыл в начале августа 1941 г. Начальником 0.0.ЧФ был Кудрявцев Михаил Михайлович, а его заместителем Рудницкий Игнат Петрович.

Кудрявцева М.М. я знал по Кустанаю в бытность мою секретарем Кустанайского Губкома РКСМ в 1921 г. Миша Кудрявцев тогда был опер. уполномоченным одного из отделений Губотдела НКВД, которое разрабатывало священника Сыроватко и его друзей. Он знал меня не только как секретаря Губкома, но и как секретного сотрудника Губотдела.

В Особом отделе я встретился еще с одним другом, с моим 2-м секретарем Клетского РК ВКП(б) Овчинниковым Андреем Степановичем. Он был призван в самом начале войны как резервист и послан в 0.0. ЧФ. В 0.0. он работал в одном из отделений.

Командующий Ч.Ф. был контрадмирал Октябрьский, членом Военного Совета - т. Кулаков.

Мое отделение было отделением кадров. Оно обслуживало Главный Штаб, Экипаж и Учебный отряд, которому было придано судно - крейсер "Коминтерн".

Первые две-три недели я знакомился с кораблями, их личным составом и с работой опер уполномоченных отделения. (Из рассказов отца. Как-то он собрался пойти помыться на эсминец, который стоял у стенке. Прошел уже половину пути и вспомнил, что он не запер сейф. Вернулся, и в это время объявили воздушную тревогу. Решил переждать. Поле отбоя выходит из помещения и видит, что-то изменилось – нет эсминца! Оказалось, прямое попадание, и за минуты эсминец затонул. Однажды он получает задание: по сообщениям разведки немцы высадили танковый десант и продвигаются по Арабатской стрелке. Необходимо определить их место расположения. Дают легковую машину с водителем, и отец выезжает для выполнения задания. Навстречу попадаются воинские части. Спрашивает, почему отступаете? Танки немецкие идут. Вы их видели? Нет, но гул моторов слышали. Едут дальше. Все повторяется еще и еще. Больше отступающих воинских частей не встречается, но стал слышен гул моторов. Отец решает продолжить движение, пока не увидит танки своими глазами. По мере продвижения вперед гул все усиливается, а танков нет! Это оказался шум прибоя - И.В.).

Крейсер "Коминтерн" обслуживал молодой, очень способный чекист Буравов. В начале сентября ко мне явился весьма взволнованным тов. Буравов и доложил, что на корабле ЧП:

- Группа моряков во время очередного похода крейсера в Одессу решила перебить командный состав и увести корабль к противнику во вражеский порт Констанца.

Полученное донесение я немедленно доложил бригадному комиссару Кудрявцеву. В это время у Кудрявцева был начальник Управления 0. отделов флотов СССР. Он прибыл в Севастополь для инспектирования и проверки работы 0.0. ЧФ. Выслушав мое сообщение, два н-ка приказали мне:

1. Немедленно садитесь на крейсер "Коминтерна" и идите с ним в поход.

2. Во время похода провести тщательную агентурную разработку лиц, причастных к заговору.

3. Действовать по обстановке, но не допустить угона крейсера к противнику.

На второй день капитан крейсера получил пакет с приказом (на флоте действует железный закон - никто, даже капитан, не знает куда идет корабль. Он имеет право вскрыть пакет только после того, когда корабль выйдет в открытое море). Корабль снялся с якоря. И только в открытом море капитан узнал, что добро ему дали не в Одессу, а в Батуми с заходом в Новороссийск. Наш берег был минирован и ходить около него нельзя. Фарватер пролегал вдоль Турецкого берега до Новороссийска.

За время перехода до Новороссийска мне удалось установить, что главными организаторами заговора являются матрос Ищенко и матрос Коняхин. Оба они до прихода на "Коминтерн" служили на торговом флоте, много раз ходили в загранплавание, побывали во многих капиталистических странах. При подходе к Новороссийску я получил сведения еще о шестерых участниках заговора. Во время стоянки в Новороссийске моей агентуре удалось установить еще десять человек участников заговора. Таким образом было выявлено всего 18 заговорщиков.

Заговорщики на совещании во время стоянки решили к.р. диверсию совершить во время перехода Новороссийск-Батуми и увести корабль в Турецкий порт Тропизунд.

С получением этих сведений передо мной встал вопрос. Могут ли 18 человек совершить намеченную диверсию? Если да, то как ее предотвратить? Мое положение, как ведущего, осложнялось следующими двумя обстоятельствами:

1. Я был моряком со стажем военно-морской службы всего 3-4 недели. Я не знал корабельных условий.

2. Капитан корабля "Коминтерн" был человеком беспартийным. Я не знал, мог ли я положиться на него? А если он связан с заговорщиками?

Я принял следующее решение:

1. Немедленно пригласил к себе: капитана корабля, стар. помощника (коммунист), секретаря партийной организации и еще двух офицеров-коммунистов.

2. Доложил им обстановку на крейсере.

3. Я объяснил им, что я произведен в моряки всего несколько недель тому назад, что я не знаю корабельных условий. Скажите, 18 заговорщиков могут осуществить такую диверсию?

Все присутствовавшие на совещании, в один голос, ответили да. На совещании был разработан и принят следующий план обезвреживания заговорщиков:

1. Немедленно сменить вахту, возложив несение вахты на офицеров-коммунистов.

2. Усилить охрану оружейного склада.

3. Всех заговорщиков постепенно вызывать к капитану, арестовать и посадить в трюм. Держать их под усиленной охраной до порта назначения. А там немедленно заключить их в тюрьму.

Все это было сделано тихо и очень быстро. Только после проведенной операции я смог пойти на ночной отдых, предварительно дав шифровку в Севастополь.

Капитан получил из Севастополя распоряжение идти не в Батуми, а в Поти. Там ждала меня телеграмма от нач-ка 0.0. Кудрявцева, в которой он уведомлял:

"Завтра вылетает Поти Рудницкий. До его прибытия следствие не начинать".

На следующий день прибыл Рудницкий и начались допросы арестованных. Неделю допрашивали, и арестованные не давали никаких показаний. Все предъявленные им обвинения отрицали.

По истечении недели нач. 0.0. Кудрявцев приказал всех арестованных доставить в Севастополь.

Подготовили для их отправки гидроплан. Разделили арестованных на две группы. Одну группу во главе с Ищенко готовил Рудницкий, другую группу во главе с Коняхиным я. Арестованным связывали руки и отправляли их к месту погрузки. В это время из Севастополя сообщили, ввиду нелетной погоды аэропорт не может принять самолет и мы стали перевозить арестованных в тюрьму. В течение этой операции я следил за движением каждого мускула лица каждого арестованного. Наконец я уловил, что арестованный Коняхин порывается что-то сказать мне. Я отправку арестованных спланировал так, что Коняхин остался один и обратился ко мне со следующей просьбой:

-Тов. полковой комиссар, дайте, пожалуйста, папиросу.

Я дал. Затянувшись раза три Коняхин, снова обратившись ко мне, сказал:

- Тов. полковой комиссар, расстреляйте меня. Я изменник Родине. Все время, пока Вы стояли, я смотрел на Вас, на Ваш орден Ленина и думал, какой же я сукин сын. Люди честно служат, защищают Родину. А я? Готовился к тому, чтобы угнать корабль к противнику. Р а с с т р е л я й т е !

На его реплику раскаяния я ответил:

- Коняхин, зачем вы так говорите? Вы отлично знаете, что вас никто не может расстрелять. Об этом будет решать суд. Только суд решает, какую меру наказания дать подсудимому. Ваша задача состоит в том, чтобы честно рассказать следствию - как вы дошли до такой преступной мысли, ничего не прибавляя и ничего не скрывая. Советский суд при вынесении приговора подсудимому всегда это учитывает.

Об этом я немедленно доложил Рудницкому, который приказал Коняхина вернуть в тюрьму и поместить его в одиночную камеру.

Покончив дело с возвращением арестованных из аэропорта в тюрьму, Рудницкий организовал первый допрос Коняхину. На допросе присутствовали:

1. Полковой комиссар Рудницкий.

2. Прокурор Ч.Ф.

3. Прокурор Потийской В.М. базы

4. Нач-к 0.0. Потийской базы

5. и я.

На первом допросе арестованный Коняхин дал развернутое показание о своей к.р. заговорщицкой деятельности, о том, как он и Ищенко вербовали в к.р. организацию моряков, которые до начала войны служили в торговом флоте. Он назвал всех участников заговора, рассказал о цели и средствах, при помощи которых они намерены были угнать крейсер к противнику.

С этого времени начали допрашивать всех 18 арестованных. Из показаний Ищенко стало известно, что он сын белого офицера, эмигрировавшего в конце Гражданской войны (арестованный Ищенко тогда был ребенком и оставлен родителями в Сов. Союзе у тети. У нее он жил и воспитывался) в Болгарию, что во время загранплавания он несколько раз встречался с отцом. Все арестованные сознались и дали развернутые показания.

Следствие длилось долго и велось тщательно. Из Москвы прилетал главный прокурор Сов. Союза.. ., который лично передопрашивал арестованных, и арестованные подтвердили все свои показания.

Следственное дело заговорщиков было закончено. Я написал обвинительное заключение, и мы готовились к передаче его военному трибуналу на предмет привлечения к ответственности всех подследственных, как неожиданно в Поти прибыла группа оперативных работников в числе 12 человек во главе с нач. Особых Отделов Закавказского фронта дивизионным комиссаром Рухадзе. Цель своего приезда Рухадзе объявил желанием ознакомиться с делом "Белый флаг".

Рудницкий резрешил нашим оперативным работникам ознакомить прибывших к нам чекистов Закавказского фронта с протоколами допроса. Гости два дня читали протоколы и подготовленное дело к передаче военному трибуналу, а потом попросили у Рудницкого разрешение поговорить с арестованными. Тов. Рудницкий разрешил.

Каждому оперативному работнику дали по одному арестованному и по одному нашему следователю, который вел дело арестованного.

Сам Рухадзе взял себе на передопрос подследственного Ищенко. Передопрос Рухадзе вел в моем присутствии. Коняхина передопрашивал один из заместителей Рухадзе. На нем присутствовал Рудницкий.

Рухадзе, обратившись к Ищенко, сказал:

- Расскажите, когда вы арестованы и за что? Подробнее расскажите о своей, так называемой, к.р. деятельности.

Ищенко повторил свои показания. Подойдя к арестованному Рухадзе, не говоря ни слова, ударил арестованного, а потом еще и еще. Ищенко, вытирая сочившуюся кровь из зубов, спросил, за что вы меня бьете?

- За то, чтобы ты не клеветал на себя и на своих товарищей.

- Помилуйте, - сказал арестованный. - Зачем же я буду клеветать, если я знаю, что за эту клевету завтра вы меня расстреляете?

Рухадзе с еще большим остервенением набросился на арестованного. После чего Ищенко сказал:

- Извините меня, дивизионный комиссар. Я действительно наговорил на себя и на моих тт.

- С этого тебе и следовало начинать.

Поведение Рухадзе потрясло меня. Почему ст. по званию и по должности чекист сбивает арестованного с показаний?

Я вызвал часового и приказал арестованного отправить в камеру. Формально я не был подчинен Рухадзе и поэтому мог так поступать, желал этого или нет гость. С Рухадзе у меня состоялся следующий разговор:

- Почему Вы сбиваете арестованного с показаний? Выходит, что Вы приехали не нам помогать, а арестованным? Кстати сказать, в Вашей помощи мы не нуждались и не нуждаемся. Дело чистое, законченное. Вы просили Рудницкого ознакомить Вас с делом, Вам эту возможность предоставили. Так зачем же сбивать арестованного с показаний и протоколировать отказ арестованного?

- Все это мною сделано для того, чтобы проверить, насколько твердо арестованный стоит на данных им показаниях.

- Довольно странный метод проверки. Он скорее похож на метод спасения врага.

- Но, но не забывайтесь, тов. Востриков!

С этими словами Рухадзе вышел во двор. Я немедленно пошел к полковому комиссару Рудницкому и обо всем рассказал ему. Рудницкий мне сказал:

- И у меня заместитель нашего гостя поступил точно так же, но я вмешался и не дал ему запротоколировать отказ (заместитель Рухадзе был в одинаковом звании с Рудницким).

Рухадзе запротоколировал отказ Ищенко и этим самым почти провалил дело "Белый флаг".

Посовещавшись между собой, Рудницкий пригласил Рухадзе и поставил перед ним вопрос так:

- Вы, тов. Рухадзе, поступили абсолютно неправильно, бросившись спасать арестованного Ищенко. Вы сбили арестованного с показаний и тем самым провалили все дело. Этот случай в истории органов безопасности беспрецедентен. Вряд ли Ваш поступок будет Вам на пользу. Если вы немедленно не восстановите арестованного на его показания, я буду жаловаться не только своему начальству, но и ЦК ВКП(б). Вы знакомились с протоколами допросов арестованных, Вы видали, что их допрашивали не только наши следователи, но и прокурор Союза, прокурор Ч.Ф., прокурор Потинской В.М. базы, начальник Особого отдела Потинской базы. Все они получили одни и те же показания о признании своей к.р. заговорщической деятельности. Вы будете изобличены как спаситель врагов.

Рухадзе поспешил сказать:

- Что Вы, что Вы, тов. полковой комиссар, у меня мысли не было в голове, чтобы спасать заговорщиков. Я готов восстановить Ищенко на его показаниях.

И Ищенко был передопрошен и восстановлен на его прежде данных следствию показаниях.

Все мы с большим облегчением вздохнув, проводили непрошенных "помощников". Но это облегчение оказалось непродолжительным. Его, однако, было достаточно, чтобы передать дело "Белый флаг" военному трибуналу.

В течение двух недель военный трибунал разобрал дело 18 быв. краснофлотцев и вынес приговор: "За измену Родине - расстрелять".

В этот же день из Москвы пришло распоряжение: "Приговор не приводить в исполнение. К вам выезжает комиссия НКВД во главе с Мильштейном, которой поручено перепроверить дело "Белый флаг" и решение военного трибунала. Берия".

В составе комиссии Милъштейна был полков. Комиссар Павловский, бывший 1-й секретарь Серафимовнического РК ВКП(б) в бытность мою I секретарем Клетского РК ВКП(б). Как соседи мы хорошо друг друга знали. Он рассказал мне, что Рудницкого в Москве арестовали, арестовали и трех начальников отделений нашего 0.0., которые вслед за Рудницким были вызваны в Москву. Всех их арестовали в связи с делом "Белый флаг". В верхах считают, что это дело липовое и теперь берутся за вас, за всех, кто был хоть в какой-то степени причастен к этому делу. Думаю, что не минует горькая чаша и тебя.

Комиссия Милъштейна работала две недели. Осужденные преступники продолжали жить, пока не вмешался прокурор Союза, который опротестовал распоряжение НКВД о задержке выполнения решения военного трибунала и потребовал приговор привести в исполнение.

В декабре 1942 г. мне объявили приказ о моем увольнении из органов Государственной безопасности. В приказе было записано:

" За самовольный арест 18 краснофлотцев полкового комиссара Вострикова Я.В. из органов НКВД уволить и передать на общевоинский учет". Я этого ждал с того времени, как узнал об аресте Кудрявцева и приезде вновь назначенного н-ка 0.0. Ермолаева. Тем не менее, приказ меня расстроил.

Первое, что сделал Ермолаев, так он избавился от Буравого. А избавился он от него следующим образом. Отходил из Севастополя последний самолет. На нем улетал Ермолаев и с ним группа особистов, в том числе и Буравов. Когда Буравов вошел в самолет, Ермолаев спросил его:

- А где ваша жена?

Буравов ответил:

- Я думал, что она уже здесь.

- Как видите, ее здесь нет. 15 минут тому назад я видел ее на пристани. Бегите скорей за ней. Мы будем вас ждать...

Как только Буравов скрылся за постройками, так Ермолаев приказал летчику лететь. Так Буравов был оставлен на съедение фашистам. Позднее стало известно, что Ермолаев не только видел жену и тещу Буравого на пристани, но и видел, как они сели на корабль.

После ознакомления с приказом о моем увольнении из органов, я снял погоны с кителя и в весьма подавленном состоянии вышел во двор потинского санатория, где размещался наш 00, и погрузился в думы невеселые. Вдруг во двор въехала легковая машина, в которой сидел зам. наркома тов.(фамилию забыл). Я встал, поприветствовал. Зам. наркома, подозвав меня к себе, сказал:

- Тов. Востриков, почему без знаков различия?

- Тов. зам. наркома, разрешите к Вам зайти. Я Вам обо всем расскажу и изложу свою просьбу.

Зам.наркома, посмотрев на часы, сказал:

- Приходите через двадцать минут.

В назначенное время я был в кабинете Ермолаева. Я постучал, послышался голос зам. наркома:

- Входите, входите.

Вошел. За столом сидел зам. наркома и просматривал какие-то бумаги. Зам. наркома, жестом руки показав на стул, сказал:

- Садитесь и рассказывайте, что случилось.

Я начал было говорить о приказе. Зам. наркома, перебив меня, сказал:

- Не надо об этом. Я знаю. Вы хотите о чем-то просить меня? Слушаю.

- Тов. зам. наркома, разрешите мне поехать в Москву.

- Разрешаю, поезжайте. Еще что?

- В Котово Камышинского р-на проживает моя семья, разрешите заехать к ней и переправить ее в Киргизию.

Зам. наркома вызвал Ермолаева и сказал:

- Выдайте тов. Вострикову командировочное удостоверение, литер, суточные. В удостоверении укажите, что ему разрешается заехать к семье. Не забудьте выдать также продовольствие с учетом семьи. А сейчас пойдите наденьте погоны и в путь. До свидания. До встречи в Москве.

Через полчаса меня отправили на машине в Новороссийск. В Новороссийске под парами стоял последний поезд, отходивший в Сталинград. Только, только успел взять билет, как поезду дали добро.

На перроне стояли два моряка, увидев, что я отягощен ношей, подбежали, подхватили мои вещи и подали мне в вагон. Уже на ходу набиравшего скорость поезда, я крикнул им слова горячей благодарности.

В пути трижды фашистская авиация бомбила наш поезд. На третьем заходе зенитка, стоявшая на платформе посреди поезда, сбила фашистский самолет. Только после этого прекратились налеты на поезд.

Прибыв в Сталинград, я побежал на квартиру моей племянницы Анны Ивановны Прасоловой-Анохиной. Позвонил, мне открыл дверь незнакомый полковник-артиллерист. Познакомились. Редкое совпадение. Его фамилия была, как и первая фамилия племянницы - Прасолов. Я рассказал полковнику о том, куда и зачем я еду. Подойдя к пианино, я с глубокой горечью поведал полковнику:

- Этот инструмент в первые дни войны я отправил из Москвы сюда, не подозревая, что война может докатиться сюда.

- Тов. полковой комиссар, пропадет ведь инструмент. Спасите его.

- Как, дорогой полковник?

- Очень просто. Сейчас в порту грузится судно, которое пойдет наверх. Наверное, этим судном пойдете и Вы. Попросите капитана подбросить инструмент до Камышина. Капитан Вам не откажет.

Я вышел на улицу и первую порожнюю полуторатонную машину остановил и попросил двух сидевших шоферов подбросить инструмент к порту. Они согласились.

Я распростился с полковником Прасоловым, поблагодарив его за совет, и через 15 минут я был у трапа парохода. Там же я увидел капитана и обратился к нему со следующими словами:

- Тов. капитан, вот все, что осталось от всего имущества, показав на пианино. Я иду с Вами до Камышина. Разрешите погрузить инструмент. Я только что из Севастополя, еду на трое суток к семье.

Капитан сказал:

- Давайте, грузите.

Шофера подхватили мой инструмент и мигом внесли его на палубу.

Так была продлена жизнь замечательному инструменту марки РЕНИШ. На нем сейчас обучаются мои внуки Дима и Максимка.

До Камышина шли мы ночью и с большими приключениями. Как на грех ночь была лунная и на воде с самолетов противника все хорошо просматривалось. Немцы использовали это и бомбили транспорты, шедшие наверх с людьми и грузами. На наших глазах фашисты потопили два судна с эвакуированными детьми. Наш пароход, где-то далеко от Быкова, прижался к крутому правому берегу Волги. Именно со стороны правого берега заходили фашистские самолеты, спускались на бреющий полет, выискивали жертвы на воде и бомбили.

Волга не была подготовлена к обороне и фашистские стервятники безнаказанно гуляли по ее руслу.

Наконец фашистский разведчик обнаружил наш пароход и стал обстреливать из пулемета и сбрасывать бомбы. Ни одна бомба и ни одна пулеметная очередь не попала в наш пароход.

На пароходе было, примерно, десять офицеров с личным оружием. С группой офицеров, обладавших оружием, я провел совещание, на котором приняли решение: на очередном подлете немецкого самолета по моей команде "пли" открыть огонь.

Немецкий самолет не заставил себя ждать. Примерно через полчаса мы услышали доносившееся до нас со стороны правого берега, рокотание самолета. Я дал предварительную команду:

- Приготовиться!

Как только самолет показался, я изо всех сил прокричал:

- Пли!

Пять автоматов и пять различных систем пистолетов ударили по противнику. Самолет подпрыгнул, накренившись на правое крыло, повернул назад и ушел. Этим временем густые облака заволокли небо, и наступила темнота. Воспользовавшись ею, пароход снялся с якоря и быстро пошел вверх. В Камышин мы прибыли утром рано. Я зашел к Матвею Кузьмичу Кузьмину. Он вызвал грузовую машину и отправил меня вместе с пианино в Котово. Там я в квартире моей сестры Пелагеи Васильевны Анциферовой встретил свою жену Иду Павловну и детей. Жена была до предела истощена. Дети были в нормальном состоянии.

Через три дня совершенно неожиданно явился к нам Березин Михаил Васильевич (с Михаилом Васильевичем и его семьей мы до сих пор поддерживаем теплые дружеские отношения, он проживает в г. Воронеж). Он ехал в отдельном вагоне в Камышин в командировку. На станции Лапшинской он встретил знакомых Котовских колхозников, которые рассказали ему о том, что я в Котово.

Встретившись с нами, Михаил Васильевич предложил свой вагон. Он немедленно оформил вагон на нашу семью, на семью сестры Пелагеи Васильевны и на семью Вовка, которая в Котово была эвакуирована с Украины.

Вагон с эвакуированными членами трех семей я проводил до Балашова. Из Балашова вагон пошел во Фрунзе, а я поехал в Москву.

В Москве я явился в отдел кадров, сдал командировочное удостоверение, получил продовольственную карточку и талоны на обед. Там мне сказали, чтобы я пока отдыхал. А как только понадоблюсь, меня вызовут.

Прошло две недели, меня никто не вызывал. За это время я узнал о судьбе Кудрявцева и Рудницкого. Оба они сидели в Бутырской тюрьме.

В один из тоскливых вечеров мне позвонил мой старый приятель по Ленинградскому ком. университету им. Зиновьева Алексей Рязаев (Алексей Рязаев лет на 15 старше меня. Старый коммунист с подпольным стажем). Оба мы несказанно обрадовались, что оказались в Москве и выразили желание немедленно встретиться. Алексей сказал:

- Через полчаса я буду у тебя.

Ровно через тридцать пять минут Алексей был у меня. Раздевшись, Алексей подал мне три свертка, сказав:

- Это для нашего праздничного стола.

- Разве сегодня праздник?

- А как же, друг? Большой праздник. Праздник нашей встречи.

Уселись. Алексей, обратившись ко мне, сказал:

- Ну, давай, рассказывай. Я слышал, что ты был в самом пекле?

И я рассказал. И, конечно, рассказал и о "Белом флаге", об аресте Кудрявцева, Рудницкого и др. Закончил рассказ я тем, что

- Теперь, по-видимому, очередь за мной.

- Не может этого быть! Предотвратить мятеж, спасти крейсер!

Да за это награждать надо.

- Вот Кудрявцева и Рудницкого "наградили", чем же я хуже их?

- Яков, ты не задумывался над тем, что у нас в партии и государстве делается? Откуда взялось столько врагов народа? Может быть, ты мне толком объяснишь? Ты, конечно, знаешь больше, чем я. Ты ведь работаешь в органах гос. безопасности?

- Работал.

- Ну, работал. Ты не работаешь всего каких-либо две недели. За это время ничего не изменилось. Ты подумай только, репрессируют тех, с кем я бок о бок дрался против самодержавия на баррикадах, с кем я сидел в царских тюрьмах. А теперь вдруг они стали врагами советской власти! Что случилось?

- На этот вопрос, к сожалению, я не могу тебе дать ответ. Я его не нахожу и в последних решениях нашей партии.

- А Сталин?

- Что Сталин?

- Может быть, он не знает?

- Это исключено. Именно Сталин направляет против тех, кому мы так верили. Не исключено, что мы всего не знали и не видели того, чего видел он.

- А чего ты предпринимаешь по своему делу?

- Практически ничего. Мне сказали "ждать". Я и жду.

- Напрасно. Надо действовать и действовать энергично. Ты говорил мне об А.А.Жданове, что он знает тебя как хорошего работника. Надо ему писать. Ты говорил о положительном отношении к тебе зам. наркома. Надо использовать и его. Он тебе дал разрешение поехать в Москву, а ты прибыл в Москву и не являешься к нему. Неправильно.

Ты говоришь, тебе дали продовольственную карточку и талоны на обед. Это хорошо. Тебе этого пайка достаточно, но подкармливать своих друзей, находящихся в тюрьме, ты не сможешь. Так вот знай, я понемногу буду для них подбрасывать тебе хлеб и кое-что еще...

- А у тебя откуда такие возможности?

- Я главный контролер над продовольственными магазинами. Если можно, то я расскажу о твоих друзьях одному завмагу и убежден, что он мне не откажет. Завмаг тоже коммунист с 1918 г. Он меня поймет.

С тех пор я регулярно носил передачи моему подопечному Рудницкому. Не знаю почему, но передачи для Кудрявцева не брали. Я послушал совета Алексея Федоровича и написал заявление А.А.Жданову, поведав ему о своей беде. После этого прошло недели две и меня вызвали к следователю особоуполномоченному Сальникову (не помню, в каком звании он был). Сальников поставил мне следующие вопросы:

- Вы в курсе дела как создавалось липовое дело "Белый флаг"?

- Больше чем в курсе. Дело "Белый флаг" возникло у меня в отделении и при моем непосредственном участии. Я вел агентурную разработку. Дело это не липовое, от начала до конца чистое. Все, кто работал по этому делу, работали честно с соблюдением всех процессуальных норм.

- Например, вы? Это кажется о вас в приказе наркома сказано:

"За незаконный арест 18 краснофлотцев уволить тов. Вострикова из органов НКВД". Вот видите, как вы соблюдали процессуальные нормы.

- Что значит "незаконный арест!? В чем вы его видите?

- А хотя бы в том, что вы арестовали их без санкции прокурора.

- Только набитый дурак может осуждать меня за то, что я без санкции прокурора арестовал 18 бандитов, которые сговорились перебить командно-политический состав и крейсер увести к противнику.

Сальников взревел:

- Арестованный Востриков, не забывайтесь.

- Вот видите, нарушителем процессуальных норм являюсь не я, а вы. Вы еще "не поймали, а уже ощипали". Я свободный человек, старый член партии, а вы называете меня "арестованным", не получив на это санкции ни у прокурора, ни у партийного комитета. Вот это и есть беззаконие.

Вы умный человек, конечно, понимаете, в какой необычной и сложной обстановке я арестовал 18 заговорщиков. Я арестовал их при переходе Новороссийск - Поти. Это было ровно полпути, когда я получил последнее донесение от агента, который сообщил об окончательном решении увести корабль в Тропезунд. У кого я мог взять санкцию? Уж не у дельфина ли? Но он не наделен такими полномочиями.

Оставалось одно, как можно быстрее изолировать заговорщиков. И я это сделал. Я сделал это по прямому указанию моего непосредственного начальника Кудрявцева М.М. и н-ка Особых отделов военно-морских сил СССР, которые сказали "Действовать по обстановке". А она была такова, что иначе я не мог поступить.

- Кто руководил следствием?

- Следствием руководил полковой комиссар Рудницкий.

- Применялись ли к арестованным меры физического воздействия?

- Да, применялись.

- Кто конкретно применял и по отношению кого из арестованных меры физического воздействия?

- Начальник Особого отдела Закавказского фронта дивизионный комиссар Рухадзе и следователи, прибывшие с ним. Они били всех арестованных, которых допрашивали, требуя от них отказа от данных ими ранее показаний.

- Я спрашиваю вас не о Рухадзе, а о работниках вашего Особого отдела.

- Никто из работников нашего 0.0. не тронул пальцем арестованных. Были строго соблюдены все законные нормы следствия. В этом не было никакой необходимости.

- Вы говорите не правду. Рудницкий в своих показаниях говорит, что он ударил арестованного Ищенко и что он в этом не видит ничего особенного.

- Мне это не известно. Мне известно, что Рудницкий при ведении следствия был предельно деликатен с арестованными.

- А что вы скажите о поведении Кудрявцева в Севастополе?

- Все самое лучшее. Хорошо подготовленный чекист, умный, тактичный руководитель. В Севастополе он вел себя самым достойным образом. Кажется, не было части, в которой бы не побывал Кудрявцев. Он лично проверял работу опер уполномоченных обслуживающих частей.

Сальников не протоколировал беседу со мной. Он понял, что из моих показаний ему не удастся извлечь чего-либо, что можно было бы использовать против Кудрявцева и Рудницкого. В заключении Сальников раздроженно бросил:

- Вы носите передачи? Вы же этим компрометируете себя и навлекаете на себя подозрение.

- Я знаю кому ношу передачу. Я ношу передачу коммунистам, которые оклеветаны врагами.

На этом мы расстались.

(Из рассказов отца. Рудницкого судили, разжзаловали, приговорили к штрафбату. После войны он работал в Горьковском пароходстве на руководящих должностях, часто приезжал в Москву в командировки, останавливался у нас. Я хорошо его запомнил: высокий, статный, подтянутый глаза серые, сплошная седина на голове. Спокойный, очень доброжелательный и обходительный. С отцом они дружили до самого конца. Кудрявцева я не помню. После войны они тоже общались.)

Я писал заявление в Комиссию партийного контроля. Был на приеме у зам. Наркома и в конце концов приказ о моем увольнении из органов был отменен. Управление кадров НКВД послало меня на работу в Алма-Ату старшим преподавателем Межкраевой школы НКВД.

Andru> "Коминтерн"
Опознавать-то что в теме Опознавание?