Информативное интервью...
Тегеранский треугольник: США, Россия и иранский атом
http://rian.ru/analytics/20060309/44098020.html Несколько слов о нашем собеседнике. Академик РАН
Виктор Михайлов – директор «Института стратегической стабильности» Минатома России, научный руководитель Российского Федерального ядерного центра – ВНИИ экспериментальной физики, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР и РФ, министр Российской Федерации по атомной энергии с 1992 по 1998 год. Академик Виктор Михайлов дал интервью военному обозревателю «РИА Новости» Виктору Литовкину.
-Вас, Виктор Никитович, специалисты называют одним из создателей атомной энергетики Ирана. Знаете ли вы о том, что представляет собой сегодня ядерная промышленность этой страны, в каком состоянии она находится?
-То, что я смогу сказать, с удовольствием сделаю. При Михаиле Горбачеве мы подписали протокол с Ираном, где были предусмотрены несколько направлений сотрудничества. Одно из них - строительство атомной электростанции. Подчеркну, это было не соглашение, а только протокол, который предусматривал строительство двух реакторов средней мощности.
-Средняя мощность – это сколько мегаватт?
-Под средней мощностью принято считать энергоблок в 400 мегаватт, а большие мощности – это 1000-15000 сейчас появляются. Здесь мы собирались строить блоки мощностью в 600-700 мегаватт. Протокол от Советского Союза подписал Михаил Сергеевич. Так что я не был инициатором этих работ. А вот исполнительным органом с нашей стороны назначался Минсредмаш, который Горбачев потом переименовал в Минатомэнергопром – Министерство по атомной энергетике и промышленности, а затем уже Борис Николаевич Ельцин назвал наше министерство, которое сейчас находится на территории России, в Минатом – Министерство по атомной энергии Российской Федерации.
Я не случайно заговорил об этих переименованиях. Дело в том, что военная часть Минатома всегда полностью находилась на территории РСФСР и после распада СССР, естественно, оказалась в наших руках. А гражданской тематикой занимались и в других республиках – на Украине, в Средней Азии. Там находились некоторые заводы, горнодобывающие комбинаты. Процентов двадцать от всего ядерного комплекса. И когда я стал первым министром России по атомной энергии, это был 1992-й год, то выяснил, что где-то пятую часть своих сотрудников мы потеряли. А это не много – не мало, а 200 тысяч человек, уникальных профессионалов, которые остались за пределами нашей страны. И большую половину из них я, будучи министром, перетянул в Россию. Понимал, что и сам мог бы оказаться на их месте, если бы работал, к примеру, в Мангышлаке, на ядерной опреснительной установке.
REGNUM
Блокада Приднестровья - "отвлекающий маневр накануне вооруженной агрессии"
Героя сериала "Грозовые ворота" разыскивает военкомат
Зампрокурора сбил насмерть пресс-секретаря мэрии
Российских олигархов подсчитали: питерских нет
Но вернемся к взаимоотношениям с Ираном. Я, конечно, хотел с ним сотрудничать. И в первую очередь, потому, что людям, работающим в нашем министерстве, надо было платить зарплату, а ее взять было не откуда. Вы знаете, какая ситуация была в начале девяностых годов прошлого века. Правда, на Тегеран мы обратили свое внимание не сразу. Большую часть времени на посту министра я проводил в западноевропейских столицах, в США, предлагая сотрудничество именно им. Но очень быстро убедился: у них существуют двойные стандарты в отношении к России. То, что они позволяют себе, нам не разрешают ни при какой погоде. Даже обвинили нас в демпинге за то, что мы продали им, а это было во времена СССР, порядка 10 тысяч тонн природного урана по слишком низким ценам.
-Купили по низким ценам и зам это обвинили в демпинге?
-Именно так. Тогда министром был не я, а Коновалов и Рябьев, это при них было. Я никогда не разбирался, кто именно продавал. Но меня крайне удивило, что США повели против нас антидемпинговую компанию из-за этого. Мы доказывали, что никакого демпинга нет, что мы продали им уран по ценам, которые чуть выше его себестоимости в России. А они взяли за основу канадские цены. Я им говорю: «Помилуйте, парни. Конечно, канадские зарплаты, канадское оборудование и себестоимость добычи урана там раза в два-три выше, чем у нас. Но при чем тут демпинг?» Но они даже слушать меня не хотели. Я понял, что они просто не хотят с нами сотрудничать. Отсюда и разные придирки.
Главное для них – защитить свой рынок от проникновения туда конкурентов. И делают это с такой настойчивостью, что им стоит даже позавидовать. Нам даже пришлось с ними судиться, чтобы доказать свою правоту, продавать на мировом рынке не только природный уран, но и услуги по его обогащению. Для атомной энергетики требуется небольшое обогащение по изотопу урана-235. В природном уране его находится всего 0,7 процента. Именно изотопа-235. А основная масса – 99,3 процента там урана–238. Он в энергетике практически не применяется, потому что он делится очень быстрыми нейтронами, а работать на спектре деления, то есть на сравнительно медленных нейтронах или, тем более, на тепловых – у него не получается. Нужен 235-й, он делится прекрасно.
Его нам и запретили продавать. И, конечно, у нас появились большие трудности. Мы по 2-3 месяца не платили заработную плату рабочим, который работают в очень ответственных производствах, в том числе и в наших федеральных ядерных центрах. Это города Саров и Снежинск, в Нижегородской и Челябинской области, известные всему миру. Мне очень тяжко было быть министром в такое время. Как выжить? Я пошел к президенту Ельцину, спрашиваю: «Как же так получается, Борис Николаевич? Где же деньги государственные?».
Он говорит: «Если тебе нечем платить, выходи на экспорт». Так появился контракт «ВОУ-НОУ». Именно с этой целью, чтобы спасти ядерную промышленность России. Сегодня говорят, что его можно и прекратить. Но мне возражают: «Как это прекратить? Это же межправительственное соглашение?». Я отвечаю: «Точно также, как американцы вышли из других наших договоров, когда они стали им невыгодны».
-Вы имеете ввиду Договор по ПРО 1972 года?
-Именно. Тем более, что он более ответственный, чем «ВОУ-НОУ». В первом случае речь идет о мерах по укреплению безопасности государства и о взаимном доверии, а «ВОУ-НОУ» - это чисто коммерческая сделка.
-Среди наших читателей не все специалисты в ядерной промышленности. Не могли бы вы объяснить, что такое контракт «ВОУ-НОУ»?
-«ВОУ-НОУ» расшифровывается, как перевод высокообогащенного урана в низкообогащенный. Мы на своей территории переводили высокообогащенный уран, который используется в ядерном оружии и остается от демонтажа этого оружия, в низкообогащенный, который используется в атомной энергетике. И низкообогащенный, как топливо, доставляли в США.
-500 тонн?
-Да, 500 тонн. Это общая цифра. Контракт должен закончиться в 2013 году, от него не так и много осталось. К 2005 году мы только половину сделали. Кстати, из этих 500 тонн 150 тонн – остатки от ядерного оружия, которое мы вывезли с Украины и Казахстана. Мы им платим за него. У нас существует соглашение, по которому их специалисты контролируют демонтаж этого оружия, и мы им платим за него. При распаде Союза оно стало собственностью этих стран, но они обязаны были расстаться с ним, передать России, как единственной ядерной державе на постсоветском пространстве. Но не просто так, а за деньги. Я сказал: «Мы заплатим, если будем продавать уран из боеголовок. А без этого, чем я заплачу»?
Они спрашивают: «А по какой цене заплатите»?
Отвечаю: «По той, по какой продадим».
И из этих 500 тонн, чтобы вы знали, об этом я, может быть, впервые говорю, 150 тонн было не нашего материала. Мы за свою работу, за то, что переводим оружейный уран в низкообогащенный, а это не простая операция, не то, что сахар размешал и развел в стаканчике с чаем, нет-нет, берем деньги. Тут нужно п…
Дальше »»»