Че то ветка захирела.
Вот вам новая история, про мои первые полеты в БВВАУЛ.
80 год. год Олимпиады, год смерти Владимира Высоцкого и в этот год мы впервые ехали на полеты в славный город Алейск.
Позади 9 месяцев упорной учебы, по 6 пар в день, плюс 3 часа самоподготовки, километров 100 лыжни, первый отпуск, когда ты в курсантской форме приезжаешь в родной город, прыжки с парашютом, бесконечные наряды по столовой и по роте, сданы последние экзамены и зачеты второго семестра, по конструкции и аэродинамики Л-29, выучена на зубок инструкция летчику, (теперь ее называют РЛЭ), каждый налетал положенное время на тренажере и прошел очередное ВЛК.
Уже выданы новые синие комбезы, летные ботинки и демисезонные куртки, а так же предмет особой гордости курсанта первого курса - кожаные шлемофоны со здоровенными очками, как в фильмах про войну.
Мы едем в поезде, который называют почему то «Пряха». Настроение у всех приподнятое, все уверены, что впереди нас ждет только хорошее, почти поголовно у всех словесный понос, все друг-друг че то рассказывают, кто то ржет, как сивый мерин, кто-то поет под гитару, сержанты еще пытаются гнуть свою линию, покрикивают, но воздухе уже витает запах свободы и чувствуется, как с каждым километром их власть над нами уменьшается в геометрической прогрессии, ведь по приезду нас всех перемещают и распределят по экипажам, не зависимо от того, кто в какой роте, взводе и отделении был, появятся новые командиры – командир экипажа (летчик инструктор), звена, АЭ и появится новее мерило каждого курсанта, не субъективное мнение сержанта или командира взвода, а самолет который быстро расставляет все по своим местам.
Но пока, мы об не знаем, а только догадываемся, что в впереди нас ждут большие перемены.
По приезду, я вместе с моими друзьями еще по абитуре «Макс» «Грек» «Герасим» и Адрюха, ( в училище мы были в разных подразделениях), попал в экипаж майора Поселенова И.К., все мы были одного роста 180-182, гвардейцы, и он старый опытный инструктор, всегда нас как то стеснялся что ли, на земле от него вообще грубого слова услышать было не возможно, был постоянно чем то озабочен, нас называл курсантиками, а когда что то объяснял, то задумчиво теребил молнию комбеза, того с кем разговаривал, и нам даже иногда казалось что он нас побаивался, а может он так прикалывался не знаю.
Но после закрытия фонаря кабины, это был другой человек, очень четко действовал рулями, никогда не вмешивался в управления без необходимости, однако все наши действия в кабине он всегда комментировал, проявляя глубочайшие знания русского матерного языка, и за время полета ни разу не повторялся.
Но такое его отношение к нам в полете, нас нисколько не расстраивало, а наоборот настраивало на рабочий лад, мы знали, если шеф ругается матом, а ручку не трогает, значит все идет нормально.
В мае, Алейская грунтовая полоса уже довольно хорошо подсохла, и мы приступили к интенсивным вывозным полетам, но не у всех в нашем экипаже шло гладко. В первом же полете на облет района полетов, на снижении я почувствовал себя не очень хорошо, при заходе на посадку, как только инструктор перевел самолет на снижение, меня начало подташнивать, в результате все время от 3го разворота до посадки мне было не до пилотирования, а в голове была одна мысль как бы не напакостить в кабине.
Шеф конечно это дело заметил, т.к. я вылез из кабины абсолютно белый, но ничего не сказал. Правда в следующем полете он пилотировал поплавнее, через несколько полетов по кругу все нормализовалось, и я стал способен адекватно реагировать на замечание и воспринимать обучение, как говориться процесс пошел, но не тут-то было.
Отлетав вывозную по кругам, мы приступили к полетам в зону и там эта моя нехорошая особенность проявилась во все красе, после первого же ввода в пикирование мне опять сильно поплохело, а еще 4 ввода в пикирование и столько же выводов из горки мое самочувствие не улучшили, короче, когда мы заходили на посадку я уже был никакой, шеф конечно это заметил, так как к тому времени я уже мог в полнее прилично садиться, а тут иду по глиссаде, как бык пос…..л, и не добираю на посадке. Короче пришла пора ставить вопрос ребром, и после пары полетов в зону с похожими результатами, шеф доложил КЗ о моей проблеме.
Меня запланировали на проверку с командиром звена Жиляковым, было ясно, что это будет мой последний полет (командир звена летал на спортивный пилотаж и понятно, что в этом полете, он вывернет меня на изнанку и назад дороги уже не будет).
Но как говорится: бог не фраер - шельму метит. На следующий день смену отбили из-за дождя, который шел неделю, потом полоса размокла и никак не хотела сохнуть.
Мелкие лужи мы разгоняли березовыми вениками, а крупные откачивали КПМками, но ничего не помогало, дождь начинался снова и все опять размокало, и замеры прочности грунта давали не утешительные результаты.
Я почти уже смирился со своей судьбой, ходил на тумбочку и читал художественные книги, как щас помню - Хроника Карла IX. Но однажды ночью, меня разбудил шеф, тьма стояла глаз выколи, и задал совершенно идиотский вопрос – если у меня чего-нибуть почитать (надо сказать что во время этого вынужденного перерыва наши инструктора не отличались трезвостью), я подал ему книжку, он в полной темноте ее полистал, сказа, что книжка ничего.
Стало ясно, что пришел он совсем не за этим, а зачем? Тут он спросил, не хочу ли я жаренной картошки, я согласился потому что понял, вот он тот разговор которого я ждал, и который поставит все точки над и . Мы пошли с шефом в каптерку, где действительно стояла сковородка с картошкой початая бутылка водки и сидел КЗ. Стало ясно, что если старший летчик инструктор с КЗ пьют с курсантом водку, то вопрос уже решен, и этот последний полет просто формальность, после которого они меня уж точно больше никогда не увидят.
До этого я водку вообще никогда не пил и меня довольно сильно развезло, шеф пытался меня утешить и говорил, что не всем суждено быть летчиками, и не моя в том вина, но под занавес, поинтересовавшись сначала курю ли я, сказал такую фразу, что дескать был у него давным-давно курсант с такой же проблемой, и кто то посоветовал ему начать курить, после чего тот закурил, и проблемы как не бывало.
На следующий день, на трезвую голову я вспомнил этот разговор (надо сказать, что у меня был припасен вылетной Казбек, но теперь он был уже мне ни к чему) открыл коробку и закурил, после пары затяжек ноги у меня подкосились и пришлось сесть на крылечко, что бы не упасть. Как бы там ни было, но через неделю я уже высмаливал Казбечину целиком, и не в одном глазу.
А тут как раз и полоса подсохла, короче наступило время Ч. Ясно, что надежд никаких я не питал и пытался получить от полета максимум удовольствия, Жиляков, очевидно это понимал и пока не пришли в зону управление не трогал, а в зоне предупредил, что берет управление и тут же захреначил штук пять бочек, а потом пару комплексов пероворот-петля-полупетля, после каждого маневра он интересовался, как я себя чувствую и получив ответ – нормально, продолжал в том же духе.
Надо сказать, что чувствовал я себя действительно очень хорошо, кроме того, на первом курсе мы на сложный пилотаж не летали и мне было жутко интересно, я даже попросил его показать мне штопор, КЗ удивился, но мы сделали два штопора, горючка подходила к концу и он сказал мне по СПУ, что бы я запросился на привод, нам дали добро и по пути домой КЗ продолжал крутить бочки, они так классно у него получались, что я не удержался, и когда он закончил выполнять очередную бочку, рискнул сделать бочку сам, конечно получилась не бочка, а кадушка с офигенными переменными перегрузками, плюс КЗ был не пристегнут и его долбануло башкой об фонарь, при этом разбились его очки с темными светофильтрами.
Ясен перец КЗ ошалел от такой наглости курсанта в полете на списывание, но надо отдать ему должное, не обиделся, а принялся учить меня выполнять бочки, короче когда мы подошли к приводу, я уже лихо их крутил, поддерживая самоль в ГП где надо педалью, где надо РУС, над приводом КЗ сказал, что бы на посадку я заходил сам, и за ручку больше на брался.…
Дальше »»»
Война является актом насилия, чтобы заставить нашего противника выполнить нашу волю. с.Клаузевиц